Дельфин в стеарине
Шрифт:
Движение по улицам в ночном режиме отличается от дневного – приходится быть настороже при подъезде к перекресткам, ибо есть безголовые типы, для которых нет ничего заманчивее в жизни, чем прокатиться с ветерком, не обращая внимания на знаки и сигналы светофоров. Тем не менее, катил я быстро и доехал до места аварии за пятьдесят минут.
Место аварии найти было нетрудно – вдоль обочины там стояло несколько машин с горящими фарами. Я пристроился за последней, выключил зажигание и выбрался наружу. Зябко поежился: тут было попрохладней, чем в городе.
Мною тут же заинтересовался кто-то
– Гражданин, здесь не надо останавливаться, не цирк.
Пришлось сослаться на Константинова. Его тут знали – мент сразу же от меня отстал.
– А где сам Антон Иванович?
Его тут знали даже по имени-отчеству – мент махнул в сторону освещенного фонарями пространства, окружавшего толстенную сосну. Ствол был изрядно ободран. Белая щепа в неверном свете напомнила мне расхристанные по траве мозги неведомого гиганта – весьма неожиданный образ.
Под сосной дымились обгорелые останки автомобиля. Я не сразу узнал марку. Но потом разобрался – «рено». Чуть в стороне на носилках покоился застегнутый на молнию пластиковый мешок для перевозки трупов. Пахло остро и неприятно.
Константинов заметил меня первым. Приблизился, мы обменялись рукопожатиями и отошли назад, к дороге.
– Чертовщина! Третий раз! Не бывает таких случайностей!
– Но почему Карачаров? – спросил я. – Вроде должен был быть Громадин? Это не Громадина машина?
Вопрос был глупым, я и сам сразу это понял.
– Кавказца это машина. – Константинов полез в карман, достал сигареты и закурил. – И труп Кавказца. Я его уже опознал, по часам. У него одного «Кардинал» был.
– А что подушка безопасности? Не сработала?
– Наверное, отключена была. У Громадина бы сработала.
Тут он был прав. А скорее всего Громадина здесь бы и вовсе никогда не оказалось – на загородном шоссе, в одиночку, ночью…
Я тоже закурил:
– Честно говоря, Карачаров мне казался самым подходящим кандидатом в убийцы.
– В самом деле? – удивился Константинов. – А что так?
Я пожал плечами:
– И сам не знаю… Считайте, интуиция.
– Что ж… Значит, она вас подвела.
– Значит, подвела, – согласился я. – Слушайте, Антон… Нельзя ли, чтобы я хотя бы поприсутствовал тут вместе с дознавателями? Потерпят они меня?
Константинов сделал несколько глубоких затяжек, бросил окурок на асфальт и растер подошвой.
– Подождите здесь. Пойду переговорю кое с кем. – Он двинулся в сторону освещенного круга, в котором метались тени.
Я снова поежился, запахнул полы куртки и застегнул молнию под самое горло.
Высоко над дорогой висел Летний Треугольник – Вега, Денеб и Альтаир, загадочно мерцая, пялились на меня из своего прекрасного далёка, равнодушные, как гвозди. Им по барабану была и моя судьба, и судьба Кати и тем более судьба того, что осталось от красавца Георгия Карачарова.
Было бы смешно поражаться хрупкости человеческого тела, пройдя закавказскую бойню, но сейчас, под яркими загородными звездами, я вдруг до ужаса, до дрожи в членах ощутил собственную слабость и недолговечность. Как ни странно, присутствие кобуры под мышкой совершенно не добавляло храбрости и ощущения силы. Мне вдруг представилось, что это я там лежу, в пластиковом пакете,
Среди теней выделился Константинов, приблизился.
– Все в порядке. Вмешательства вашего они не потерпят, но на присутствие согласны. Идемте!
Меня подвели к старшему менту – это был капитан – и представили:
– Вот он, Петрович! Зовут Максимом! Пусть он тут с вами покрутится.
– Умер Максим, и хрен с ним! – сказал капитан. Продолжения не последовало: судя по всему, это была шутка.
– А я поехал. – Константинов попрощался с капитаном за руку и подошел ко мне: – Завтра… то есть утром звоните.
– Непременно.
Мы распрощались. Константинов пошел в сторону дороги. Я некоторое время смотрел ему вслед, а потом повернулся к старшему менту.
– Что ж, Максим, – сказал капитан с удивительной благожелательностью. – Присутствуйте!
32
Я «присутствовал» с ними до самого рассвета.
Это была тягомотина чистейшей воды. Ничего хоть чуть-чуть интересного. Рутинные эмоции (раздражение на покойного, поскольку не нашел лучшего времени для аварии и спать не дал), рутинные действия (поиски тормозного следа), рутинные выводы (водитель не справился с управлением). Следа они так и не нашли (машину снесло с полотна без торможения), и это был единственный, отличный от рутины факт, ни к чему, впрочем, не приведший.
Медики увезли труп, пообещав дознавателю, что он узнает результаты вскрытия на следующий день.
Когда рассвело и фонари погасили, капитан сказал мне, что делать здесь больше нечего.
Вывод ясен – авария по вине самого погибшего, – а случайности в жизни бывают еще и покруче, парень. Мои интересы ему понятны, потому что я зарабатываю на таких случайностях, но и я должен понять, что искать преступление там, где его нет, означает разбазаривать средства налогоплательщиков, которые могли бы пойти на гораздо более важные направления – к примеру, на борьбу с наркоторговцами, которые в последнее время вновь начали поднимать голову…
Капитанова суета была вполне объяснима – я представлял здесь интересы человека, который явно был на короткой ноге с начальником капитана, и последнему очень не хотелось, чтобы в его отношениях с начальником возникли какие-нибудь напряжения.
Вспомнив ночное «Умер Максим…», я хотел процитировать Владимира Семеныча Высоцкого: «Капитан, никогда ты не станешь майором», – но пришел к выводу, что он примет цитату за чистую монету, а мне напряженные отношения с дорожной инспекцией были нужны не больше, чем капитану – с собственным начальством. Кто знает, как повернется жизнь и сколько раз еще придется выезжать на ночные аварии?..