Дельфин в стеарине
Шрифт:
Насчет Полины он крепко ошибался, но не я был тем человеком, который объяснит ему истинное положение вещей.
– Ты тоже умен, – сказал я. – Просто удивительно умен для футболиста, обычно они дуболомы дуболомами.
– Не все, – сказал он. – К тому же я все-таки сделал одну глупость. Решил обратиться к тебе, когда выбирал частного детектива. Думал, человек, занимающийся слежкой за блядями, сам себе ограничил потолок. Оказывается, у тебя потолок иной. Но это не имеет никакого значения.
Он был прав, но и это не имело никакого значения.
–
Он ухмыльнулся и выпустил мне в лицо струю дыма:
– Судьбы я не боюсь. Я – везунчик. Мне не повезло лишь в одном, с собственным здоровьем. Иначе бы я давно ходил в мировых звездах. И такие как ты открывали бы передо мной двери в люксах… А теперь давай, выматывайся из машины. Твоя работа на «Бешанзерсофт» закончена. Преступника ты, к сожалению, не нашел. Не с твоими талантами!.. Тем не менее расходы детективного агентства «Макмез» мы оплатим. Скажи за это спасибо Полине. И предупреждаю тебя: оставь ее в покое. – В голосе его зазвучала угроза. – Чтобы я тебя больше рядом с нею не видел! Кроме принудительной аварии, есть и другие способы отдать богу душу. И другие способы давления.
Конечно, дальше нам с ним было не по дороге. Я положил диктофон в барсетку и выбрался на тротуар.
53
Меньше всего мне сейчас хотелось снова столкнуться с Марьяной – она могла изрядно осложнить остаток дня. Все мои дальнейшие планы были связаны совсем не с нею и не с песнями Земфиры. Все дальнейшее было связано с чувством долга, столь ненавистным Марьяне… Или всему ее поколению? Ведь руководствуйся чувством долга тот качок, ее воздыхатель Егор, она бы вряд ли узнала обо мне и Полине. Хотя, думаю, я приукрашиваю собственное поколение. Как бы то ни было, Марьяна – тоже способ давления. Хотя использует этот способ не АНТ-25, а сама судьба.
В общем, я уносил ноги от ресторана пусть и не со скоростью одноименного с бывшим футболистом самолета, но на приличных рысях.
Интересно, а у него какие есть способы давления? Он-то ведь не Марьяну имел в виду. Он что, надеется оговорить меня в глазах Полины?
И тут я похолодел. А потом ухнуло в низ живота сердце да так, что я вынужден был остановиться и вцепиться в уличный фонарь.
Тут же подскочила какая-то пожилая женщина с хозяйственной сумкой на колесиках:
– Вам плохо, молодой человек?
Мне было плохо, но помочь она ничем не могла. И я остановил ее добросердечие, удержавшись, к счастью, от грубости, хотя и не люблю таких вот добряков. На войне от них одни проблемы, а я сейчас оказался на войне.
– Спасибо, мамаша, – сказал я холодно. – Со мной все в порядке.
– А то у меня валидольчик… – голос женщины стал нерешительным.
Я обнаружил, что правая моя рука лежит на сердце, и перекинул ее в правый карман пиджака.
– Все в порядке, мамаша, – повторил я. – Ступайте
Она сделала губы в ниточку и укатила свою сумку прочь.
А я отдышался и приступил к процессу освобождения от возможного хвоста. Первым делом добрался до ближайшей станции метро, отыскал там общественный туалет, забрался в кабинку и проверил свою одежду «майором прониным». С облегчением вздохнул – жучков мне Константинов не подсадил. Впрочем, он ко мне и не прикасался, а прикоснуться мог только с единственной целью – получить ответный в лоб. Только это было ему совсем ни к чему…
Черт возьми, какой же я баран! И все вроде вчера правильно сделал, но с чего бы тогда Константинов заговорил про способы давления?
Тревога погнала меня вперед, но хвоста за собой ни в коем случае привести было нельзя. Поэтому пришлось некоторое время потратить на вновь ставшие привычными внезапные прыжки в закрывающиеся двери метровагонов. Это я проделал дважды, а потом пересел на полукольцо. Там я тоже поберегся, проехал на одну остановку дальше – до «Шоссе Революции», – там вновь совершил прыжок в дверь и вернулся на «Полюстрово».
Когда я шел к гостинице, мне снова сдавило сердце и вновь пришлось постоять немного и даже посидеть на скамеечке в парке.
С неба на меня смотрело уже становящееся осенним солнце, которому не было дела ни до меня, ни до моих проблем.
Войдя в гостиницу, я сразу сунулся к стойке.
– Мне надо к Екатерине Измайловой. Она живет у вас на третьем этаже. – Я назвал номер. – Позвоните ей, пожалуйста.
Портье повозил мышкой по коврику, сверился с дисплеем и объявил:
– Измайлова больше у нас не живет.
– Как не живет? – Я чуть не сел на пол.
– Съехала сегодня рано утром. – Портье вновь глянул на триконку. – Еще в восемь часов.
– Сама съехала?
– Да, никто к ней не приходил.
– И ничего не просила передать?
– Кому?
Это был вопрос ниже пояса. Это был конец.
Но я продолжал рыпаться.
– Номер еще не заселен?
– Нет, но там уже сделали уборку.
– А могу я поговорить с горничной? – Я достал из кармана удостоверение частного детектива. – Дело идет о гибели человека.
Как ни странно, портье оказался вовсе не козлом вонючим, как большинство из них. Он глянул в мое удостоверение и успокаивающе кивнул насторожившемуся было охраннику.
– Хорошо, проходите.
Я отыскал горничную – молодую девушку, с которой в другое время от души бы полюбезничал. Но сейчас она была для меня функцией, с чьей помощью я мог отыскать Катины следы. Поэтому я был сдержан и строг. Собственно, тревога и может породить в сердце либо сдержанность и строгость, либо истерику и безволие, но до последних я еще не докатился. И, бог даст, не докачусь!
Никаких следов я не нашел. Горничная ничего не знала, к Кате никто не приходил. Остался после выезда постоялицы обычный мусор: упаковка от зубной щетки, мятые бумажные полотенца, гигиенические прокладки…