Дельфийский оракул
Шрифт:
Саломея хотела.
Она не помнила, чтобы матушка «передавала» астры или вообще хоть что-то, да и сомневалась, что в оранжерее сыщется место для столь простых цветов. А они есть – и живы.
Степан Игнатьевич шел медленно, хромота его за эти годы усилилась, и Саломее стало стыдно, что она потревожила покой старого человека.
– Помните, вы вон там, в кустах, прятались? – Он вывел ее на террасу, за которой начинался сад. Некогда ухоженный, сейчас он разросся и одичал. Поникли ветви деревьев, набросив влажную вуаль тени на кусты, лужайки и развалины
Делал вид? Саломее помнится иное…
– Он был добрейшей души человеком. Четверых дочерей имел…
– И что с ним случилось?
– Ушел, – Степан Игнатьевич открыл стеклянную дверь. – Давно. Когда Федор Степанович с Ильей Федоровичем поругались. Тогда многих уволили.
Сад подобрался вплотную к дому. Неряшливый, дикий, он забросил на участок сети из плетей винограда и пустил вьюнок по каменному парапету.
– Норов у Федора Степановича больно горячий был. Долго они потом помириться не могли! Перед самым несчастьем только, когда Лидия Анатольевна занемогла.
Узкая тропинка вела в глубь сада, туда, где драгоценным камнем в зелени древесной оправы стояла оранжерея.
– И теперь вот… запустеваем.
– Степка! – крик донесся со стороны оранжереи. – Степка, ты кого притащил?!
Голос был женским и каким-то неприятным.
– Степка, иди сюда немедленно!
– Простите уж, – Степан Игнатьевич церемонно поклонился, – но Алиса Сергеевна не любят ждать.
– И ты иди сюда! Не вздумай от меня бегать!
«Бегать» Саломея и не думала. Она сошла с тропы и, наклонившись, с удовольствием коснулась высокой влажной травы. Мягкие колоски скользнули по ладони, и ромашка оставила на коже россыпь желтой пыльцы.
– Что ты там делаешь?! Степка, кто это?
– Саломея, – представилась Саломея, избавляя Степана Игнатьевича от необходимости объясняться. – Меня Илья пригласил.
– Элис.
На вид ей было чуть за двадцать. Высокая, но не настолько, чтобы выделяться в толпе. Стройная, но не до истощенности. С идеальной формы бюстом, с идеальной же формы ногами. Белоснежное бикини подчеркивало золотистый оттенок ее кожи.
И никаких веснушек…
– А вы ему кто? – Она внимательно разглядывала Саломею, явно не зная, стоит ли воспринимать ее появление как угрозу или же следует проявить дружелюбие и заручиться ее поддержкой – на всякий случай.
– Друг.
Элис фыркнула, похоже, не верила она в такую дружбу.
– А я – невеста, – она решила обозначить правила игры. – Отдыхаю вот… медитирую!
Судя по расстеленному на земле покрывалу, крему для загара и свежему номеру «Вог», Элис банально загорала, но постеснялась в этом признаться.
– И тут – вы! – добавила она.
– Извините, Алиса Сергеевна. Мы не думали причинить вам беспокойство.
– Ты вообще думать не умеешь, – огрызнулась Элис. – Чаю нам принеси. И не сюда, а в… в голубую гостиную! Ясно? Ничего не может! Старый уже. На пенсию пора… чего тащишься еле-еле? Рысью побег!
Она покраснела – не то от злости, не то от жары, и Саломея испытала
Элис замолчала. Саломее тоже было нечего сказать.
– Если вы не возражаете, я прогуляюсь по саду, – произнесла она, когда молчание стало уж и вовсе неприличным. – Здесь где-то есть цветы, которые посадила моя мама…
– Цветочки – там, – Элис с готовностью указала на оранжерею. – Которые остались. А я пойду переоденусь. К чаю!
Она подхватила покрывало, крем и белое теннисное платьице, брошенное на траву. После ухода Элис в саду стало тихо. Жужжали пчелы, тучками вилась мошкара. Пахло травой, землей и розами, огромный куст их приник к стеклу оранжереи, словно заглядывал внутрь.
Пусто. Темно. На стеклах – испарина, и надо бы открыть люки, проветрить, только кто будет этим заниматься? В проходе стоят горшки – пустые и наполненные землей. Хозяйка ушла надолго…
Навсегда.
Рассада мертва. Почернела лиана, свесила пожухлые листья. Разросся декоративный плющ. И некое неизвестное растение раскинуло алые флаги цветов. Они качнулись от невидимого ветра, как если бы кто-то потревожил вязкий воздух оранжереи.
Кто?
Саломея не успела обернуться. Удар обрушился на нее сзади. И цветы коснулись ее лица, впились в кожу тонкими иглами колючек. Саломея хотела закричать, но второй удар погасил и крик, и свет.
В этой влажной темноте было спокойно…
Глава 8
Предчувствие
Дверь кабинета ударилась о стену. Громкий звук спугнул мысль, весьма важную и на редкость неподатливую.
– Илья! – Алискин голос эту мысль «добил». И Далматов понял, что сейчас будет скандал. – Будь добр, объясни, кто эта женщина и что она делает в нашем доме?!
Женщина? В доме?..
Саломея! Он привез сюда Саломею, потому что им нужно было поговорить в тихом и спокойном месте, а еще потому, что… просто захотелось показать ей дом.
– Я хочу, чтобы она ушла! Немедленно!
– Хоти.
Саломея. «Оракул». Аполлон. Солнце и чаша. Она рассказала о чаше, вернее, чашах, шкатулках и прочих замечательных вещах, хранившихся в доме Ренаты Сергеевны.
Рената Сергеевна «поддерживает» Центр.
«Вливает» в него деньги. Зачем? Он не верит в сверхъестественное. Сейчас Центр приносит доход, но – только в последние месяцы. А до того… почему до того она тратилась на это предприятие, заведомо провальное?
– Илья, ты опять меня не слушаешь!
Он думает. Нельзя мешать ему думать! Тишина должна быть в библиотеке, даже если библиотека спрятана в его голове.
– Детка, скройся, – почти вежливо попросил Далматов, впрочем, не особо надеясь, что просьба его будет исполнена. Алиска обладала чудесным талантом закатывать скандалы именно тогда, когда они менее всего были уместны. И сейчас ресницы ее задрожали, глаза налились слезами, по щекам поползли мокрые дорожки.
– Ты совсем меня не любишь!