Дело № 113
Шрифт:
Наконец рискнул Кавальон.
– Ну как? – спросил он.
– Неизвестно… – пожал плечами Проспер.
А затем он достал листок бумаги и поспешно написал на нем несколько строк.
«Эге! – подумал Фанферло. – Маленькие излияния перед бумагой! Кажется, мы кое-что узнаем!»
Написав записку, Проспер тщательно ее запечатал, вложил ее в книжку и, бросив украдкой взгляд на сыщика, все еще делавшего вид, что дремлет в своем уголку, передал эту книжку Кавальону.
– Жипси! – сказал он ему одно только слово.
Все это было исполнено так хладнокровно и с таким привычным видом, что Фанферло, которого нельзя было провести на мякине,
«Черт возьми, – подумал он. – Для невинного в этом молодом человеке слишком много желудка и нервов – гораздо больше, чем у меня опыта. Надо наблюдать!»
А тем временем комиссар говорил Фовелю:
– Теперь уже нет сомнения, милостивый государь, в том, что вас обворовал именно этот молодой человек. Долг повелевает мне принять против него меры. От судебного следствия уже будет зависеть продолжать или отменить его лишение свободы.
– Бедный Проспер! – проговорил банкир.
Позвали кассира. Он явился в сопровождении Фанферло. Ему объявили, что его арестуют.
– Клянусь, что я невиновен! – отвечал кассир просто, без малейшего ломания.
Банкир, взволнованный больше, чем его кассир, ухватился за последнюю надежду.
– Еще есть надежда, сын мой… – сказал он. – Во имя Неба, говорите все!
Проспер не слушал. Он вытащил из кармана небольшой ключ от кассы и положил его на камин.
– Вот ваш ключ от кассы… – сказал он. – Я надеюсь, что настанет день, когда вы узнаете, что я не брал у вас ни сантима. Долго ждать не придется! Вот вам ваши книги, бумаги, вот все, что будет необходимо моему преемнику. При этом я должен сказать, что помимо украденных трехсот пятидесяти тысяч франков в кассе есть еще один дефицит!
Дефицит! Это слово, слетевшее с уст кассира, точно обухом поразило всех присутствующих. Они встрепенулись.
– В кассе недостает еще трех тысяч пятисот, – продолжал Проспер. – Они израсходованы так: две тысячи франков я взял себе в счет жалованья, а полторы тысячи отдал служащим. Сегодня последний день месяца, и так как завтра следовало уже платить жалованье, то я и…
Его прервал комиссар.
– А вы имеете на это полномочия? – резко спросил он его.
– Нет, но господин Фовель не отказал бы мне в позволении сделать приятное сослуживцам. Так делается повсюду. Так поступал здесь и мой предшественник.
Банкир жестом согласился с этим.
– Что же касается лично меня, – продолжал кассир, – то я, по-видимому, имел на это право уже потому, что все свои сбережения, до пятнадцати тысяч франков, я вложил в этот же банкирский дом.
– Это совершенно верно, – подтвердил и Фовель. – Господин Бертоми имеет у меня счет именно на эту сумму.
Миссия комиссара была уже закончена. Он объявил, что уходит, и приказал кассиру следовать за собой.
– Я к вашим услугам, – сказал Проспер, нисколько не теряя присутствия духа.
Комиссар взял свой портфель и, простившись с Фовелем, сказал кассиру:
– Пойдемте!
И они вышли.
– Боже мой! – пробормотал банкир, при их уходе. – Пусть лучше бы украли у меня вдвое больше, чем мне лишиться бедного Проспера и потерять к нему уважение!
Эта фраза не ускользнула от внимания Фанферло и породила в нем уверенность, что она сказана неспроста. Он вышел из кабинета последним, задержавшись в поисках зонтика, которого никогда не имел, и услышал это.
Всю дорогу до управления у него не выходила из головы мысль о записке, написанной Проспером и находившейся теперь в кармане у Кавальона. Но как добыть
Наконец в дверях банкирского дома показался Кавальон. Выйдя на улицу, он пристально огляделся направо и налево. Видно было, что он задумал нечто, но не решается исполнить.
«Он чего-то опасается…» – подумал Фанферло.
Затем молодой приказчик отправился в путь, добрался до Монмартрского предместья и вошел в улицу Нотр-Дам-Деларет. Он шел так быстро, что сыщик едва мог поспевать за ним. Дойдя до улицы Шанталь, Кавальон свернул в нее и вошел в дом № 39.
Не пройдя и трех шагов по узкому коридору, он почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. Он обернулся и очутился лицом к лицу с Фанферло. Отлично узнав его, он побледнел и хотел уже бежать, но сыщик преградил ему дорогу.
– Что вам угодно? – спросил он Фанферло дрожащим голосом.
– Сегодня утром, – отвечал сыщик, – Проспер Бертоми тайком передал вам какую-то записочку.
– Вы ошибаетесь, – сказал Кавальон и покраснел до ушей.
Фанферло объяснил ему, как было дело.
– Пожалуйста, не отрицайте этого, – сказал он. – Иначе вы заставите меня пригласить тех четырех приказчиков, в присутствии которых записка была вам действительно передана. Она написана карандашом и свернута в несколько раз.
Приказчик понял, что запираться было трудно, и изменил свой план.
– Да, это верно… – сказал он. – Я получил от Проспера записку, но так как она была адресована лично ко мне, то я прочитал ее, разорвал и кусочки бросил в огонь.
– Позволю себе заметить, сударь, что это не совсем так: записка была вручена вам для передачи Жипси.
Жест отчаяния убедил сыщика, что он не ошибся.
– Клянусь вам… – начал молодой человек.
– Не клянитесь, пожалуйста, милостивый государь! – перебил его Фанферло. – Никакие клятвы не помогут. Вы вошли в этот дом именно для того, чтобы передать записку, и она у вас в кармане.
– У меня ее нет!..
– Нет, вы сообщите мне ее содержание… – продолжал сыщик вкрадчивым голосом. – Поверьте, что без серьезных поводов…
– Никогда! – ответил Кавальон.
И, улучив момент, сильным движением он вырвался из рук Фанферло и бросился бежать. Но сыщик оказался сильнее и быстрее его.
– Берегитесь, молодой человек! – сказал ему Фанферло. – Вам хуже будет! Потрудитесь показать мне записку!
– У меня ее нет!
– Отлично! Значит, вы доводите меня до крайних мер? Да знаете ли вы, до чего вас может довести ваше упорство? Я позову сейчас двух городовых, они станут у вас по бокам и сведут вас в полицию, а там уже не прогневайтесь: я обыщу вас насильно. Мне уже надоело!..