Дело Аляски Сандерс

Диккер Жоэль

Хелен заговорщически подмигнула:

– Видите, Маркус, вы ему очень нравитесь.

– Не нравитесь вы мне, писатель!

– Зовите меня Маркус, сержант, мы же почти друзья.

– Никакие мы не друзья. Вы меня зовете «сержант», я вас зову «писатель», чисто рабочие отношения.

Хелен воздела глаза к небу:

– Добро пожаловать в семейство Гэхаловудов, Маркус!

В тот вечер, после ужина, сидя вдвоем с Перри на террасе, я сказал:

– У вас изумительная жена, сержант. Единственный ее недостаток – что она вышла замуж за вас.

Гэхаловуд

расхохотался.

* * *

Малия и Лиза, которым я рассказал, как познакомился с их матерью, расхохотались. Мы заканчивали ужинать. Мое оссобуко оказалось настолько несъедобным, что пришлось заказать пиццу. За столом мы сидели втроем, Перри не спускался. Когда он наконец появился, вид у него был особенно мрачный. Девочкам назавтра надо было снова идти в школу, и, поглядев на их отца, я подумал, что для них так будет лучше.

Перри положил себе кусок пиццы и молча сжевал его. Потом дочери поднялись к себе в комнату, и мы с Перри остались на кухне одни. До сих пор у нас не было случая побыть вдвоем. У меня было ощущение, что он меня избегает. Я составил тарелки в посудомоечную машину, а он изо всех сил старался запихать коробки из-под пиццы в мусорное ведро.

– Это во вторсырье, – заметил я.

– Никогда не сдавал вторсырье.

– Все когда-то бывает впервые, сержант.

Он положил коробки на кухонную стойку и, ворча, удалился. Прибрав на кухне, я спустился к себе в спальню. Растянулся на кровати, поглядел на фотографию Аляски Сандерс и взял в руки анонимное письмо. Куда-то оно Хелен привело, что-то она обнаружила. Что же?

Я всматривался в листок, как будто на нем вдруг мог появиться какой-то знак. И внезапно осознал очевидную вещь, на которую до сих пор не обращал внимания: шрифт текста был гармоничным. Короткая фраза (“Кэрри и Донован невиновны”) была составлена из отдельных букв, но коллаж не резал глаз. Тут я понял, что буквы вырезаны из одной газеты. Любопытная деталь: почему не замести следы, используя несколько разных газет?

Письмо я разглядывал лежа, держа его в вытянутых вверх руках, и в конце концов случайно подставил его под свет потолочной лампы. На просвет сквозь одну из букв проступила какая-то надпись. Отклеив букву, я обнаружил на обороте загадочную цепочку цифр и букв:

10 Нор…

Надпись была напечатана поперек. Что это могло быть такое? Ответ пришел быстро: передо мной был фрагмент адреса. Адреса подписчика газеты, из которой вырезали кусочек и вставили в письмо Гэхаловуду.

Наконец-то я напал на след.

* * *

Назавтра мы с Лэнсдейном встретились в кафе в центре Конкорда, и я рассказал ему о своем открытии:

– Найдем подписчика, найдем и автора письма.

– Не стоит горячиться раньше времени, Маркус, – охладил он мой пыл. – Вы даже не представляете, сколько кафе, ресторанов, медицинских кабинетов и черт знает чего еще подписаны на газеты

для посетителей. Человек, изготовивший это письмо, мог подобрать газету где угодно, хоть на улице, даже в мусорном баке. Вы можете себе вообразить, чтобы кто-то послал анонимку с собственным адресом?

– Его толком не видно, – возразил я. – Нельзя сбрасывать со счетов небрежность.

– Ну Маркус, кто же будет использовать для анонимки газету, на которую подписан? Это же бессмыслица.

– Я и об этом подумал, представьте себе. Это может быть человек, который где-то заперт и у которого нет доступа к другим газетам. Например, заключенный.

– Заключенный?

– Кто-то сидит в тюрьме, – предположил я. – Его сокамерник, задержанный за что-то совершенно другое, признается ему в убийстве Аляски Сандерс. И человек пишет анонимное письмо Гэхаловуду.

– Заключенные не получают газет.

– Он получил посылку, завернутую в газету, – упорствовал я, – и использовал ее, чтобы составить текст.

– Переписка заключенных проходит проверку. Письмо бы перехватили.

– Нет, если он передал его с адвокатом.

– Чтобы адвокат согласился играть роль почтальона и отнес письмо к Гэхаловудам? Не верю, Маркус. Хоть и отдаю должное вашему богатому воображению.

– Тем не менее я уверен, что этот адрес куда-то привел Хелен Гэхаловуд.

– Возможно, – согласился Лэнсдейн. – Поэтому для начала надо попытаться найти адрес, а не блуждать в предположениях.

Участие Лэнсдейна в этом деле было каким-то двойственным: какая-то часть его “я” совершенно явно не желала пачкаться. Но и пренебречь происходящим он не мог. Поэтому, когда он встал со словами: “Удачи вам в поисках, держите меня в курсе”, я в досаде воскликнул:

– Удачи? То есть как “удачи”? Вы меня бросаете одного, выкручивайся как знаешь?

– Маркус, вы меня ставите в крайне неудобное положение: я шеф полиции штата, я не могу ввязываться в параллельное гражданское расследование.

– Тогда почему бы вам не передать дело кому-то из подчиненных?

– Потому что вы с пеной у рта требуете, чтобы Перри ничего не знал, – объяснил Лэнсдейн. – И потом, тогда вас полностью отстранят от следственных действий. А я отлично вижу, что вся эта история не дает вам покоя.

– Шеф Лэнсдейн, я не первый день вас знаю, вы не особо обременяете себя такого рода соображениями. Есть какая-то причина, по которой вы не занимаетесь этим делом в служебных рамках. Какая? Скажите, иначе я все вывалю в газеты.

Лэнсдейн со вздохом сел:

– Знаете, как Перри вас всегда описывал, Маркус? Как очень симпатичный банный лист. Признаюсь, он прав. Я не хочу поднимать шум вокруг этого анонимного письма, Маркус, потому что на этом этапе хочу избежать ажиотажа и бесполезных слухов. Если есть сомнения в виновности Уолтера Кэрри, значит, дело Аляски Сандерс надо расследовать заново, от начала до конца. Прежде чем до этого дойдет, мне надо установить автора анонимки, причем втайне. И я знаю, что вам это под силу.