Дело Ансена

Шпанов Николай Николаевич

Грачик был так поглощён размышлениями, что не слышал разговора окружающих. Его внимание привлёк странный жест, повинуясь которому кассир опасливо приблизился к Кручинину. Ни Грачику, ни остальным не было слышно, о чём они шептались. И только один Грачик видел, как Кручинин передал кассиру довольно внушительную пачку банкнотов. Кассир поспешно спрятал её и вернулся к столу.

Вскоре все заметили, что хозяйка с трудом сидит за столом. Пора было расходиться и дать ей покой. Кассир нехотя поднялся со своего места и выжидательно поглядел

на пастора. Можно было подумать, что он боится идти один. Пастор, в течение всего дня не отстававший от него ни на шаг, на этот раз резко заявил:

— Идите, идите, господин Хеккерт, я вас догоню.

К удивлению Грачика, кассир не высказал неудовольствия, наоборот даже как будто обрадовался и поспешно ушёл.

— Можно подумать, что старик боится ходить один, — сказал Грачик пастору.

— Так оно и есть, — подтвердил тот. — А получив от вашего друга столько денег, — пастор выразительно глянул на Кручинина, — он будет трястись, как осиновый лист.

Грачик не заметил смущения на лице друга.

— Согласитесь, старик заслужил эту тысячу крон, — спокойно сказал Кручинин. — Это лишь малая доля того, что он должен получить в награду за открытие клада.

— Не понимаю — о каком кладе вы говорите?! — воскликнул пастор.

— О ценностях ломбарда, спрятанных гитлеровцами.

— А при чем тут кассир?

— Теперь я знаю, где они спрятаны. И, должен вам признаться, не понимаю, как вы, при вашей проницательности и влиянии на кассира, давным-давно не узнали от него эту тайну.

— В моем положении, знаете ли, было бы не совсем удобно соваться в такого рода дела, — степенно заявил пастор. — Я здесь совершенно посторонний и случайный человек.

— Завтра я вам покажу это место в горах, там, в сторонке от Северной дороги, — с любезнейшей улыбкой проговорил Кручинин.

— Меня это мало интересует! — гораздо менее любезно ответил пастор и, вдруг спохватившись, заторопился: — Однако мне пора, а то кассир подумает, что я его покинул на волю злодеев, которые, по его мнению, только и знают, что охотятся за его особой. Спокойной ночи!

Весело насвистывая, Кручинин направился к себе в комнату, сопровождаемый Грачиком. Не успели они затворить за собой дверь комнаты, как на улице один за другим раздались два выстрела. Через минуту к ним в комнату уже стучался хозяин.

— Кассир… пастор… оба убиты… — бормотал он побелевшими от ужаса непослушными губами. — Эда!.. Где ты, Эда?!

Во имя отца и сына

Не успел Грачик опомниться, как Кручинин был уже на улице.

Несколько человек возились около лежащего на земле кассира. Пастор приказал положить Хеккерта на разостланное пальто и внести в комнату. Сам пастор остался почти невредим: в его куртке была лишь сквозная дыра от пули, слегка задевшей ему бок.

Не обращая внимания на собственное ранение, с ловкостью, достойной медика-профессионала, пастор принялся

за оказание помощи Хеккерту. У того оказалось пулевое ранение в верхнюю часть левого лёгкого. Остановив кровь и наложив повязку, пастор наскоро рассказал, как все произошло. Нагнав медленно бредущего кассира, пастор взял его под руку. Едва они успели сделать несколько шагов, как им в лицо сверкнула вспышка выстрела, и пастор почувствовал, что кассир повис на его руке. Тотчас раздался второй выстрел. Пастору показалось, что пуля обожгла ему левый бок. Выстрелы были произведены с такой близкой дистанции, что буквально ослепили и оглушили пастора. Он не мог разглядеть стрелявшего.

Прибежавшая Рагна, узнав о положении отца и о том, что, по мнению пастора, он будет жить, попросила оставить их наедине.

Через несколько минут она вышла из комнаты и сказала, что уходит за фогтом и аптекарем. Так хочет отец.

Пока пастор и Грачик помогали ей одеваться, Кручинин вернулся в гостиную к больному. Но пробыл он там очень недолго.

— Я не хотел расстраивать девушку, но ваш диагноз не совсем точен, — обратился Кручинин к пастору. — По-моему, кассир плох.

— Вы думаете… он умрёт?

— Совершенно уверен, — решительно произнёс Кручинин.

— В таком случае мне лучше всего быть возле него, — сказал пастор.

— Да, конечно. Во всяком случае до тех пор, пока не придёт хотя бы аптекарь.

— Господи, сколько горя причиняют люди друг другу! — в отчаянии воскликнул пастор. — Но нет, всевышний не должен отнимать жизнь у этого несчастного…

— Думаю, что вмешательство хорошего врача помогло бы тут больше, — с раздражением проговорил Кручинин.

Пастор взглянул на него с укором.

— Уста ваши грешат помимо вашей воли…

— О нет!.. Право же, ваши познания в медицине…

— Они более чем скромны.

— И все же они нужнее ваших же молитв.

Пастор покачал головой. Его голос был печален, когда он сказал:

— Господь да простит вам… Однако я пойду к нашему бедному Хеккерту, и да поможет мне бог… Во имя отца и сына…

С этими словами он скрылся за дверью гостиной, где лежал раненый кассир.

Жестом приказав Грачику остаться у двери, Кручинин на цыпочках подошёл к вешалке, где висели пальто кассира и верблюжья куртка пастора, снял их и поспешно унёс к себе в комнату. Через несколько минут он выглянул в дверь и, поманив Грачика, сказал:

— Дай мне твою лупу. Постарайся занять пастора, если он выйдет. Но ни в коем случае не мешай ему говорить с кассиром. Мне кажется, что этот разговор кое-что прояснит.

Грачик был утомлён переживаниями этого дня и, по-видимому, задремал на несколько минут. Во всяком случае ему показалось, что он во сне слышит шум подъехавшего автомобиля. Открыв глаза, он успел увидеть, как гаснет за окном яркий свет фар. Вероятно, услышал приближение автомобиля и Кручинин: он вбежал в холл и повесил на место куртку пастора и пальто кассира.