Дело Белки
Шрифт:
Пьянка в компании Соловья-разбойника оставила в моем мозгу мало воспоминаний. Ничего удивительного. Выпить две бутылки на двоих после того, как весь день преодолевал на голодный желудок десятки смертельных напастей – подобное явно не способствовало сохранению трезвого ума и твердой памяти. Да что там ума. Я даже твердость в ногах не смог сохранить, что в полной мере ощутил, когда попытался добраться до сеновала. Однако присущая большинству неудачников стойкость в стремлении к новым и новым неприятностям спасла меня и на этот раз. Собрав всю свою волю в кулак, в ступни и в колени, я сумел
Проснулся я уже в темноте. Вернее, при свете звезд, которые ярко сияли сквозь проломленную мной же крышу. Августовское ночное небо было удивительно ясным, а моя протрезвевшая голова еще яснее, о чем свидетельствовала немедленно посетившая меня весьма толковая мысль. А именно: перед уходом с поселения надо обязательно еще раз наведаться к Карге в магазинчик, чтобы взять с собой хотя бы несколько бутылочек местной водки, которая пусть и вырубает, как обычная, зато не оставляет никакого похмелья, как волшебная.
Вторая мысль была о Разбойнике. Я высунул голову из сена и посмотрел в сторону очага, пытаясь определить, чем это таким он занят. Мой интерес был вполне объясним. Дело в том, что проснулся я не просто так, а по причине какого-то отвратительного звука – как будто кто-то снова и снова проводил рукой по плотной капроновой куртке. С детства терпеть не могу этот звук. Однако то, что я увидел и услышал, оказалось намного неприятнее.
Прежде всего выяснилось, что звук исходит от длинного меча, по лезвию которого ритмично проскальзывает большой точильный брусок, раз за разом выбрасывая в пустоту сноп ослепительно ярких белых искр. Не самое лучшее освещение для такой темной ночи, но, учитывая, что наш костер давно погас, и оно было весьма кстати. Во всяком случае, эти периодические всполохи позволили мне разглядеть, что возле холодного очага сидит не одна, а две фигуры. Первая, помельче, принадлежала моему гостеприимному хозяину. Обладателя второй я не знал, хотя что-то в его то и дело проявляющемся и исчезающем облике казалось мне знакомым.
– Ну что скажешь? Ты в деле? – донесся до меня с улицы шепот Соловья.
– Нет, друг! Не уговаривай. За мной и так уже куча народу гоняется! – проговорил собеседник, и я понял, что где-то уже слышал этот хриплый, чуть ли не замогильный голос.
– Тем более! – не унимался Соловей. – Теперь-то тебе что терять? Все одно на тебя всех собак повесят. А так ты хотя бы при силе будешь.
– Да, – вздохнул ночной гость. – Силенки бы сейчас и вправду не помешали. А без мокрухи никак нельзя?
– А шут его знает! – признался Разбойник. – Может, и можно. Да только рискованно. Вот ты что бы сделал, если бы кто попытался у тебя такую вещь слямзить?
– Я-то? – мрачно усмехнувшись, переспросил приятель Соловья. Но и этого было достаточно, чтобы я понял: участь вора, покусившегося на имущество ночного гостя, будет более чем страшной.
– Вот и я о том же, – продолжил излагать свои умозаключения Разбойник. – Клиент, судя по всему, куздельник-то тот еще. А все одно, только что с правильной стороны пришел, значит, заряжен по уши. И это не считая того, что в камне…
Только
– Не знаю, Соловый! Не знаю! Я и в прежние времена не то чтобы сильно любил своих мочить. А уж теперь…
– Что теперь?! – повысил голос начавший терять терпение Разбойник. – Это не я, это ты тут сидишь – меч точишь.
– Уймись, Соловый! Он сам себя точит! Я просто не мешаю.
Как ни странно – впрочем, кто его разберет, что следовало считать здесь странным – меч действительно точил себя сам. Более того, несмотря на приличное расстояние и темноту, я был уверен, что передо мной не кто иной, как самосек, с которым мы так лихо разнесли музей Общества. И стоило мне об этом подумать, как объятый искрами клинок медленно начал смещаться в мою сторону.
– Что это с ним? – удивился непонятному поведению меча Разбойник.
Увы, его собеседник знал повадки волшебного оружия несколько лучше.
– Судьба! – спокойно произнес он, вставая со своего места.
– Какая еще судьба?!
– Такая! Разбудили мы твоего куздельника. Так что, теперь либо мы его, либо он нас! – объявил мне приговор ночной гость. После чего схватил меч и закричал: – Ну! Долго еще будем прятаться?!
– Без толку, зема! – с хрустом разминая плечи, поддержал друга Соловей. – Выходи. Или мы войдем!
Делать было нечего. Умирать, конечно, не хотелось. Но умирать в этом паршивом сарае не хотелось особенно.
– Ладно, козел! – гаркнул я, обращаясь, естественно, к предателю Соловью. – Сейчас выйду! Только смотри, как бы тебе не пожалеть.
На самом деле мне нечем было пригрозить своим врагам. В лучшем случае я мог попытаться напугать их жестокими угрызениями совести, которые они когда-нибудь испытают в связи со смертью очередной жертвы. Но тогда мне со своей стороны следовало сделать что-то такое, чтобы эта жертва им хотя бы запомнилась. К сожалению, ничего эффектного в голову не пришло. Поэтому я просто выковырял из толщи бумажника сгубивший меня драгоценный камень и, занеся его над головой, то ли как Данко свое сердце, то ли как Александр Матросов последнюю гранату, вышел навстречу судьбе.
– Ну гады! – что есть сил заорал я. – Кто хочет попробовать волшебных изумрудов?!
– Ховайся, Костлявый! Он чокнутый! – услышал я испуганный вопль Соловья и, как мне показалось, увидел его сиганувшую в сторону забора тень.
«Костлявый! Так вот, значит, кто ты такой!» – наконец-то узнал я ночного визитера, и, проведя не занятой камнем рукой по бедру, повернул кольцо. Визуальный эффект оказался впечатляющим. Что-то вроде перехода Антона Подгородецкого в сумрак, только без неизвестно откуда берущихся у Бекмамбетова комаров, зато с Кощеем, который в свою очередь был очень похож на героя другой киносаги, а именно на предводителя назгулов из «Властелина колец». Впрочем, надо отдать Бессмертному должное, будучи в доспехах и при мече, он даже в этом своем волшебном обличье обходился без короны и не забывал бриться.