Дело Белки
Шрифт:
– Попробуйте найти спички, – попросил он, чем немало меня порадовал. Похоже, я смогу оказаться полезным, не прилагая особенно больших усилий. Спички были благоразумно прихвачены мной с кухни Общества, оставалось только пошарить по многочисленным карманам.
– Куда идти-то тебе, хоть знаешь? – снова обратилась к Ивану бабка.
– Примерно. Но если посоветуешь, где какой угол срезать, спасибо скажу!
– А чего ж сам по-людски не попросишь? – вскинулась Арина Родионовна и, бросая свою прялку-штурвал, заорала через всю избу: – Фимка, смени!
Я в этот момент как раз протягивал Дураку найденные мной спички. Забрать-то
– Дуй на корму! – приказал он.
«Еще один начальничек на мою голову!» – подумал я, хотя вслух ограничился всего лишь простым, безобидным вопросом:
– Зачем?
– Будешь следы заметать!
– Что?
– Что слышал! Метла налево, метла направо! Что, руками никогда не работал? Только башкой? Иди давай, иди! Горожанин!
Чувствовалось, что с первой попытки похоронить мою тушку в муравейнике любви ко мне у лешего не прибавилось. Зато у меня самого значительно прибавилось любви к себе.
«Ну ладно, мохнатый! Сейчас ты узнаешь, что значит метла в руках человека с высшим образованием!» – мысленно пообещал я Ефиму и шагнул в сторону открытого дверного проема. Откуда темному лешаку было знать, что согласно давней отечественной традиции, метла была таким же неизменным студенческим инструментом, как булыжник орудием пролетариата? За годы своей учебы в вузе я столько намахался этим предметом, что суммарная куча наметенных мной листьев наверняка оказалась бы выше не только пирамиды Хеопса, но и здания Московского государственного университета. Проблема была в другом. Даже когда мне приходилось выходить на участок с самого жесточайшего похмелья, асфальт под моими ногами не пытался вытворять тех немыслимых сальто-мортале, которые сейчас выделывал пол спасающейся бегством избушки. И еще одна деталь. Сгребать в кучу листья – это одно, а как заметать остающиеся позади нас отчетливые следы гигантских куриных лап, я понятия не имел.
– Маши, маши, Левушка! – подбодрила меня Арина Родионовна, которая как раз подошла к двери, чтобы вынуть из стоящего рядом шкафа какой-то горшок, с горкой наполненный землей вперемешку со мхом, хвоей и прочим лесным мусором. Делать было нечего, и я махнул. Эффект превзошел все мои ожидания. Одного пролета метлы оказалось достаточно, чтобы мелькнувшая сбоку от избушки осинка шустро передвинулась чуть левее и накрыла собой отпечатавшийся в земле куриный автограф. Еще один взмах, и росший с другой стороны куст волчьей ягоды также покинул свое природное место, чтобы ни один преследователь не догадался, что недавно здесь прошагал старухин дом-внедорожник – привод два на два – с четырьмя пассажирами на борту.
«Так вот почему мы с Ханом не обнаружили никаких следов избушки!» – вспомнил я события почти недельной давности и продолжил истово размахивать метлой, стирая с поверхности родной земли нежелательные признаки нашего на ней присутствия.
Тем временем внутри самого сруба тоже творились свои маленькие чудеса. Пока Иван все еще неясно зачем разводил огонь в печи, Баба-яга
Впрочем, я не мог не заметить, что в версии Арины Родионовны образчик исконного российского фольклора слегка изменился, равно как и на то, какой эффект бабкино пение произвело на покрывшую стол труху. Земля забугрилась холмами и прорезалась оврагами. Хвоя восстала многочисленными карликовыми соснами и миниатюрными елочками. Березовые бруньки образовали одноименные рощицы, очертив белым контуром прогалины нежно-зеленых полей и полянок. Волшебный лес «той стороны» оживал на столе во всем своем великолепии, которое, несмотря на его карликовые размеры, было представлено в самую что ни на есть натуральную величину.
– Лев, вы отвлеклись! – строго сказал Иван, напоминая о забытых мной дворницких обязанностях, и, склонившись над картой, ткнул пальцем в один из участков волшебной чащи. – Значит, так! Примерно шесть часов назад они были здесь и двигались вот сюда.
Командир рассеянного партизанского отряда и его начальница штаба склонились над планом местности, а я вернулся к заметанию следов, пытаясь на скорости в пятнадцать-двадцать километров в час разглядеть их форму и конфигурацию. Уж больно маленькими начали они мне казаться. То есть сами-то по себе отпечатки куриных лап были очень даже ничего, но жило во мне смутное ощущение, что первый след, который обнаружили мы с Иваном, был в полтора, если не в два раза больше.
– Короче, Ванька, другого хода, как через Опойцеву гать, у тебя нету, – донесся до меня сзади голос Яги. – Или по воздуху…
– Ну да, скажи еще, что ты Мурзоича на ступе утащишь.
– Силушки-то сейчас кругом много розлито, – задумчиво протянула Баба-яга. – Так что утащить, может, и утащу. А вот ежели на хвост сядут, боюсь, не уйдем.
– Сядут, как пить дать сядут! У Барса нашего всем хвостам хвост. Есть на что садиться. Короче, сам пойду.
– Ага. Разбежался. Ты когда последний раз той дорогой ходил? И сам сгинешь, и меня в холода без теплого места оставишь. Эх… Мне бы тебя провесть. Да не могу. Сам понимаешь. Избушка-то моя последняя из всего рода осталась. Не могу я ее без присмотра бросить.
– Не надо бросать! – вмешался в разговор Ефим. – Я провожу!
Иван с Ягой разом замолчали. Похоже, леший сказал нечто очень неожиданное.
– Ефим, – выдержав паузу, начал Иван. – Я пешком пойти не смогу. Рад бы, но не поспею. Опять же Барса Мурзоевича надо на чем-то везти, а у тебя с техникой сам знаешь какие отношения.
– Ничего! – буркнул леший. – Перетерплю.
– Уверен?
В ответ тот обиженно фыркнул и, топнув ногой в пол, скомандовал:
– Тпрру-у-у!
Изба встала как вкопанная. Не ожидавшие этого Иван с Ариной Родионовной едва не упали на пол. Мне же повезло чуть больше. Стоя в дверях, я вовремя успел ухватиться за косяк. Подлый же леший, не обращая ни малейшего внимания на устроенный переполох, протопав по просыпавшейся на пол волшебной карте, демонстративно зевнул и полез на печку.