Дело Бутиных
Шрифт:
Он и в самом деле с трудом поднялся с кресла и с трудом снова уселся в нем. Возможно, долгая и непривычная дорога порастрясла его. Путь тяжелый, москвичи утомились. Это им, сибирякам, нипочем — семь тысяч верст вскачь, с подставы на подставу, лишь меняя лошадей. Он вспомнил, как одолев с синяками на боках короткий путь от села Кавыкучи на Газимуре до деревни Кавыкучи на Унде, услышал от своего Яринского: «Ну и дорожка. Правильно толкуют: “От Кавыкучи до Кавыкучи — глаза выпучи!” А тут от Москвы до Иркутска, а тракт на много верст — колдобины
— Господа, позвольте, прежде всего, поблагодарить вас за приезд. Разрешите заверить, что для жизни и трудов ваших будут созданы наилучшие условия. Гостиницы наши нехороши, и вам приготовлены комнаты здесь. Как вам угодно, господа: позавтракать вместе со мною или доставить кушанья в комнаты?
Блюменталь, морщась, попросил в комнату. Его сотоварищи согласились пройти в столовую. Через час, когда приведут себя в порядок.
Этот час был для Бутина пыточным. Дурно или нет для дела, что обратился за помощью к москвичам, размышлял он, меряя длинными ногами контору, где уже пристроились у широкого стола с балансами и другими документами Шилов и Фалилеев.
С одной стороны — новые люди, свежие умы, тем более от московских кредиторов, сразу обратят внимание на проделки Хаминова, Базанова и Милиневского! На незаконность нынешней администрации! На неправомочность отстранения от руководства делами его, распорядителя Бутина! Предупреждал его Морозов: бойтесь стряпчих. Говорится же про судейских: каждый крючок ловит свой кусок!
За завтраком, приготовленным Сильвией Юзефовной с несравненным искусством: холодная осетрина с хреном, омуль горячего копчения, жареный дзерен с подливой, куропатка, начиненная орехами и черносливом, брюссельская капуста в сухарях, овощи и фрукты, — у дорогих гостей глаза разбежались.
Лишь бедняга Блюменталь соблазнился одною спаржей и крылышком куропатки, доставленными ему наверх.
— Мы приехали установить истину, — сказал Звонников, кладя в тарелку сочный бело-желтый кусок осетрины.
— Прибыли, как ваши друзья, — добавил Михельсон, с молодым рвением налегая на омулек нежнейшего горячего копчения.
— Мы не потерпим тут никаких беззаконий! Никаких бесчинств! — И Звонников перешел на телятину с овощами.
— В этих делах — своеволие недопустимо! — подтвердил Михельсон, обращаясь к жареному дзерену с отварным, в укропе, картофелем. — Мы убеждены, что Коссовский нас поддержит!
Коссовский, тоже москвич, был поверенным купцов Верхнеудинска и Читы, которым Бутин был должен чуть больше восьмисот тысяч.
Павел Иванович Звонников и Лев Александрович Михельсон оказались людьми решительными, ловкими и деловой закваски.
Попросив Бутина, Шилова и Фалилеева пребывать в конторе на случай необходимых справок, неожиданных известий, сношений с Москвой, взяв с собой в роли ординарца и вестового Иринарха, они вместе с Коссовским с утра до вечера обходили иркутских кредиторов, рисуя перед ними положение вещей:
— Мы, Звонников и я,
— Желаете вернуть свои деньги, — действуйте, как мы, по закону, — тяжелым, чугунным голосом давил Звонников.
Известно, чего более всего боятся купцы — суда-судилища, адвокатов, допросов, тяжбы, свидетелей, полицейских приводов — «запутают, забудешь, как зовут папеньку с маменькой».
Вечером третьего дня за ужином, поедая яства Сильвии Юзефовны, Звонников сказал с удовлетворением:
— Итак, господин Бутин, имея большинство в собраниях кредиторов, мы отстранили Хаминова и Милиневского и предлагаем вам заключить договор с новой администрацией.
— Этому шельмецу Хаминову теперь на все наплевать! — заметил Михельсон. — Он свое хапнул, не успели мы за руку схватить, опоздали!
В голосе его звучала такая ожесточенность, будто Хаминов выкрал собственные деньги кандидата прав!
— Господа, — слабым голосом произнес Блюменталь. — Прошу меня от сих забот тяжких и хождений уволить насовсем. Мне нездоровится, я вынужден покинуть ваше приятное общество. Надеюсь, Михаил Дмитриевич, вам не очень хлопотно будет меня отправить обратно?
— Ладно, Борис Борисыч, — сказал скорее равнодушно, чем с сожалением Михельсон, — управимся и без вас, ежли дело представляется вам невыгодным.
Блюменталь промолчал. Он несколько побаивался бесцеремонного и ядовитого Михельсона и жесткого, с неподвижным лицом, будто лишенного всяких чувств Звонникова.
А сам Бутин вздохнул с облегчением: все же победа, все же ненавистного Хаминова сбросили. На следующий день он заключил договор, по которому доверенные кредиторов допускаются в новую администрацию, а ему дается отсрочка платежей на три миллиона рублей! Согласно договору вознаграждение администраторам было определено в размере пяти процентов с суммы погашаемого кредита.
На содержание семейства Бутиных, на период существования администрации, выделялось двадцать тысяч в год, четвертая часть того, что тратилось прежде.
Морозовы беспрерывно интересовались деятельностью московских поверенных. Любопытствовали насчет подробностей. Требовали засудить расхитителей бутинского имущества, чтобы вернуть выданные деньги, обещая выигрыш такого процесса в Сенате. Москвичи так далеко зашли в смысле помощи новой, бутинско-звонниковской администрации, что открыли ей кредит на сумму триста двадцать тысяч рублей. С тем, чтобы дальнейшие деньги на расходы и оборот добывались из заводов и приисков, а не займами!