Дело человеческое
Шрифт:
Да и как не болеть при такой еде? Сварим водичку, ложкой пшена заправим — и все. А какое тогда было лечение… Бабушка положит в ложку кусочек масла, соли туда насыплет, подержит над керосиновой лампой… Такое оно, помню, горячее получается это «лекарство», обжигает все… Если уж очень высокая температура — давали аспирин, полтаблетки. Вот и все. Еще — керосином мазали больные суставы. И втирали его мне в голову, чтобы не завелись вши.
Годы спустя, когда я в Астрахани проходила медкомиссию, врачи сказали:
— Девочка, ты перенесла туберкулез легких. У
Значит, ко всем моим болезням, там был еще и туберкулез.
После смерти папы мама хотела забрать меня, но бабушка не отдала. Она успела ко мне привязаться. С малых лет стала приобщать к религии — учила молитвам, водила в храм. Впоследствии, когда я училась в школе, это вызывало большое недовольство директора. Но бабушка была для меня куда большим авторитетом.
Я привыкла, что нельзя лечь спать, пока не прочитаешь все положенные молитвы — и «Отче наш», и «Богородице, Дево радуйся», и «Живый в помощи». Читать надо было вслух, чтобы слышала бабушка.
Строго соблюдались посты. Помню, я что-то лизнула, а потом только вспомнила, что пост начался. И так я испугалась — страдала, отмаливала этот грех! Ложка была в чем-то скоромном, в молоке, кажется…
Маме и вправду было нелегко растить дочек. Помимо труда в «Энергосбыте», она зарабатывала на жизнь еще и шитьем. Нина заканчивала школу, она отличалась большими способностями и ей необходимо было дать высшее образование.
В то время Нина училась в школе отличников. Была такая школа имени Ленина. Перед войной там собрали успевающих учеников со всего города. А внутри этой школы были еще классы, где учились отличники из отличников. Нина занималась как раз там. У нее не было текущих четверок. Бабушка рассказывала — однажды Нина пришла из школы, и сил у нее хватило только на то, чтобы открыть калитку. Оказывается — сочинение на четверку написала. Так вызывали «скорую помощь»! Перенервничала, спазм сосудов… Поднесли нашатырный спирт — она очнулась.
А мама обшивала девочек к выпускному вечеру — порою до утра сидела, не спала. Тогда крепдешин был настоящий, разных цветов. И такие красивые платья шила мама…
У меня же свой портной был — бабушка. Пойдет в сарай — там от стариков остались всякие тужурочки. Она их соберет, распорет, простегает — и сошьет мне сапожки матерчатые. Я в них ходила… Она даже ссорилась с мамой, говорила ей:
— Если уж забросила ребенка — так хоть какой-нибудь лоскут бы кинула, обноски от старших. Я б ей платьишко сшила…
Но вещей в семье не оставалось. На средней дочери, Алисе, все «горело». Однако училась она тоже на «отлично», занималась во многих кружках, писала пьесы, очень любила животных.
Мама ей, бывало, строго накажет: «После школы иди к бабушке».
И вот бабушка глядит — через забор летит портфель, а Алиса промчится мимо дома — и по кружкам. Характер у нее был боевой! Даже уличные мальчишки ее побаивались. Напротив жил мальчик Толя, и помню, что Алису все раздражал его насморк. Как-то раз она его поймала, раздела: сняла шапку, варежки, пиджачок теплый, ботинки — и все покидала в колодец. Да еще его налупила.
И подружки у нее были — самые известные хулиганки во всем Сталинграде.
…Светланка погибла рано. В годы войны, когда наши войска уже шли по территории Германии — брат ее присылал с фронта посылки. И подруги девочки решили ограбить дом, забрать заграничные вещи. Они принесли хлебные карточки, отправили Ланку за хлебом, а тем временем — ударом топора убили ее мать. И сбросили тело в подполье.
Когда Ланка вернулась домой — в тарелках на столе остывал суп — мама успела его разлить. Гостьи сказали, что хозяйка побежала к соседке, завели патефон. Одна из них пригласила Ланку танцевать, а вторая вновь взмахнула топором.
— Девочки, да что вы делаете? Вы ж мои подруги! — кричала Ланка.
Её труп тоже бросили в подполье.
Печка с тех пор не топилась, и суп в тарелках замерз.
Прошло время, и с фронта вернулся брат, приехал вместе с товарищем. Они увидели дом, занесенный снегом. Отперли дверь, вошли. Было очень холодно. Друзья протопили печь, и Гоша тут же упал спать. А товарищ его начал размышлять — и тревожные это были мысли.
Не давал ему покоя замерзший суп.
Парень зажег газету и, как с факелом, обошел всю квартиру. Потом вышел в коридорчик и увидел лаз в подполье. Зажег еще газету — бросил вниз, и пред ним предстали убитые. Благодаря холоду тела не разложились.
Тогда друг разбудил Гошу и позвал ночевать к соседям.
— Действует на меня этот суп, — сказал он, — Мысли всякие лезут… Ну куда могли деться твои близкие?
Ребята пошли к соседям, постучались. В ту пору люди делились последним. И с радостью дали приют возвратившимся с фронта.
А утром друг показал страшную находку.
Юных преступниц нашли — привезли из другого города и судили.
Алиса же говорила, что эти девочки — убийцы, были ее самыми близкими подругами. Она гуляла с ними допоздна. Мама ругала ее, и даже била, но удержать дома не могла. Ведь мама целый день пропадала на работе, и Алиса была предоставлена сама себе.
Иногда сестра брала меня с собой. Один раз позвала посмотреть эвакуированный из Москвы зоопарк. Там был говорящий попугай — розовый, большой. Когда звучал сигнал воздушной тревоги, он повторял: «Володя боится, Володя боится, воздушная тревога!»
Сама Алиса бесстрашно входила в клетки. Помню, подвела она меня к страусу. Клетка огромная. Она открыла ее — мол, чего ты трусишь, заходи! Я зашла, а страус пригнулся, да с такой скоростью на меня кинулся! Алиса выскочила, а я осталась внутри. Как он меня ногами бил, этот страус! Я думала — насмерть забьет. И Алиса боялась прийти мне на помощь — и страус, и я были около двери. Стоит ее открыть — и заморская птица побежит по зоопарку.
А гиена! Она была такая противная, общипанная, облезлая. При мне Алиса вошла к ней — хотела погладить, приласкать. Она очень любила животных. Так гиена ей руку разорвала до кости.