Дело чести
Шрифт:
— Мы скоро увидимся, — сказал он.
Провожающие уже сходили; Хикки простился с Еленой.
Квейля вдруг обрадовала мысль, что Тэп здесь; в эту минуту смех его оказывал на всех благотворное действие. Он почувствовал теплоту руки Елены, когда освободил свою руку и ее охватил холодный воздух. Он сошел с парохода.
— Всего, Тэп, — сказал он твердо.
— Всего, Джон, — ответил Тэп. — Мы позаботимся о Елене.
— Спасибо.
— Всего, Хикки.
— Всего, — ответил тот.
Пароход отчалил, содрогаясь. Было уже так темно, что оставшиеся не могли различить стоявших на борту,
Крики Тэпа…
Смех Лоусона и его обращенное к оставшимся шутливое «ура»…
Сдержанные восклицания Елены: «До свидания».
— До свидания, — ответил Квейль и вместе с Хикки пошел с пристани.
Они немного постояли у автомобиля, следя за удаляющимся пароходом, потом уселись и поехали по грунтовой дороге. В безоблачном небе забегали лучи прожекторов; предупреждая о налете, завыли сирены.
— Стой! — крикнул Квейль.
Почти в то же мгновение он услышал взрыв бомбы левее, где-то среди разрушенных береговых укреплений.
Хикки остановил машину. Они кинулись в небольшое углубление на дороге и почувствовали, как земля сотрясается от бомб, и увидели, как над ними летят обломки, и услышали резкий свист осколков, и заметили, как бомбы сыплются вдоль дороги, все ближе к отходящему пароходу.
— Идем! — крикнул Хикки. — Едем скорее.
Они побежали к машине. В то время как они мчались через разрушенные ворота доков и вдоль дороги, в ушах у них раздавался протяжный, низкий, грозный рев многочисленных моторов. Они увидели налево взрывы, потом пламя и почувствовали бросок машины от взрыва, когда бомба разорвалась за ними и черная земля покраснела, как и черное небо, которое продолжали щупать прожекторы. Машина мчалась по пустым улицам, в черной тени, среди развалин… Хикки зажег фары, чтобы видеть дорогу, и они проскочили под бомбежкой на холм, где было сравнительно безопасно.
— Стой! — крикнул Квейль. Хикки остановил машину.
Квейль вышел и стал наблюдать за гаванью. Он увидел пламя и бомбы, падающие на то самое место, где прежде стоял пароход, и вокруг этого места. Парохода не было видно. Только бомбы.
— Кажется, ушел, — крикнул Хикки, перекрывая грохот зениток и трассирующих снарядов, рвущихся к маленьким самолетам с крыльями, застывшими в лучах прожекторов. Они снова сели в машину и поехали.
31
В городе не было ничего, кроме бомбежки и чувства гибели. Госпитали быстро наполнялись ранеными, и доктор Андерсон не выходил из госпиталя. В городе не было другого движения, кроме движения автомобилей с ранеными. И вместе с усиленной эвакуацией опять началась сумятица. Ночью через город прошли воинские части. Страх перед пятой колонной и парашютистами на время утих, так как в городе скопилось много австралийцев и новозеландцев. Но они эвакуировались на юг, и снова воцарились тишина и страх.
Появились «Бленхеймы» для прикрытия эвакуации, и аэродром после периода мертвого спокойствия снова ожил. Потом «Бленхеймы» перебазировались на другой аэродром, а некоторые из них вернулись на Крит. Из летчиков только Квейль и Финн, Хикки и сержант Кроутер остались на аэродроме. Хикки пробовал уговорить Квейля
И вот, наконец, момент наступил. Ночью шел дождь, и им удалось поспать. Когда они проснулись, солдаты из наземной команды готовили завтрак. Среди всеобщей тишины приятно было слышать эти звуки. Хикки получил приказ вылететь для прикрытия эвакуации на один из южных участков, в Аргосе. Задача была — патрулировать над районом на высоте пяти тысяч футов и рассеивать всякую группировку противника.
— Я тоже полечу, — объявил Квейль. Хикки знал, что ради этого Квейль и остался. Он не стал спорить. Он предпочитал иметь с собой Квейля, чем кого-либо другого, и был рад его решению. Финн слишком неопытен.
— Пусть будет так, — сказал Хикки.
— В каком состоянии твой самолет? — спросил Квейль Финна.
— В порядке, — ответил Финн.
— А ты поезжай с первой же командой на юг, — сказал Хикки Финну.
— По-твоему, я вам не понадоблюсь?
— Нет. Ты не понадобишься. Я подпишу тебе командировку.
— О'кэй.
— Позови, пожалуйста, Кроутера, — попросил Хикки.
Квейль еще не видел Кроутера после своего возвращения, так как тот жил с остальными сержантами.
— Когда мы летим?
— В одиннадцать. Примерно через час.
— Мне придется взять у Финна летное обмундирование.
Финн вернулся с сержантом Кроутером; это был небольшого роста лысеющий человек; говорил он, вроде Макферсона, с шотландским акцентом.
— Хэлло, — отрывисто приветствовал он Квейля. Манеры у него всегда были резкие.
— Хэлло, Кроутер.
— Рад, что вы вернулись.
— Спасибо.
— Летим на задание. В одиннадцать, — сказал Хикки. Квейль попросил Финна одолжить ему летное снаряжение, и Финн пошел принести его.
— Прикрываем эвакуацию, — продолжал Хикки. — По-видимому, будет жарко.
Кроутер стоял, так как не мог сесть, пока Хикки не предложит ему, а Хикки забыл об этом; Квейль подвинул Кроутеру стул, и тот сел. Куртка и брюки на нем были грубошерстные, наземной команды. Как и полагалось сержанту.
— Вы летите? — спросил он Квейля.
— Да.
— Как ваше лицо?
— Все в порядке, — ответил Квейль.
Он по-новому смотрел на этого маленького шотландца с четко очерченными красными губами, ровными зубами и светлыми усами. У него были правильные черты лица, резкая складка над переносицей и несколько обидчивый характер. Речь его была сдержанна; он никогда не говорил лишнего. Квейль знал, что Кроутер держится так, потому что чувствует расстояние, отделяющее сержанта авиации от офицера. Он знал, что сам вел бы себя так же, и не понимал, почему Кроутера не производят в офицеры. Он вспомнил, как однажды Кроутер делал фигуры высшего пилотажа над аэродромом в Фука, испытывая самолет. Кроутер всегда участвовал в испытаниях, потому что прошел все ступени в авиации. Однажды он готовил к полету «Гладиаторы»; при этом оказалось, что он разбирается в них лучше механиков, которые все время обращались к нему с вопросами. И, конечно, он затаил вполне понятную обиду.