Дело д'Артеза
Шрифт:
Из интервью, которое с готовностью дал Отто Наземан, можно было узнать, что семейство Наземанов многие годы ничего не слышало о своем сыне и брате Эрнсте и уже потеряло надежду увидеть его живым.
– Увы, господа, события военных лет, бомбардировки - сколько людей пропало без вести, надо ли об этом говорить. Тем большую радость испытываю я, найдя здесь своего брата. Слов не нахожу, чтоб должным образом поблагодарить американскую администрацию, принявшую в нем участие. Когда пришла телеграмма, я с величайшей осторожностью сообщил эту счастливую весть нашей престарелой матушке. Ей, в ее годы, с подорванным к тому же вследствие вынужденного переезда на Запад здоровьем,
Такая мешанина из человеческой судьбы и воли к промышленному восстановлению была, несомненно, превосходнейшей рекламой для фирмы "Наней". Отто Наземан таким образом искусно предвосхитил ныне принятые методы в рекламном деле. В экономических отделах тогдашних газет появились оптимистические прогнозы по поводу повышения курса акций фирмы "Наней" и намеки на иностранные капиталовложения в это предприятие.
Чрезвычайно выразительно лежавший на заднем плане второй брат Эрнст Наземан интервью не давал. Зато по обе стороны кровати стояли врач и сестра, словно бы ограждая больного от назойливости репортеров.
Сейчас, задним числом, нам прежде всего бросается в глаза, что в тот момент о концлагере и речи не было. Видимо, Отто Наземан считал, что упоминание о подобных чисто личных обстоятельствах несвоевременно и не в интересах его предприятия. То были эпизоды жизни частного лица, никак не касающиеся общественности, события, которые могут случиться в любой семье. Отто Наземану не дано было знать - да так далеко вперед он и не загадывал, - что и его брат, хоть и по совсем другим причинам, согласен с его тактикой умалчивания. Возникает вопрос, уж не в те ли минуты, когда д'Артез молча лежал в постели, прислушиваясь к бьющей на эффект фразеологии брата, созрела в нем идея его будущей пантомимы?
К тому же сейчас, оглядываясь назад, нам кажется вовсе невероятным, что семейство Наземанов якобы ничего не знало о местонахождении пропавшего сына. Фирма "Наней" принадлежала к оборонным предприятиям и располагала обширными связями в самых высоких военных инстанциях. Завод среди прочего поставлял вермахту парашютный шелк и маскхалаты. Между тем благодаря злопыхательским сообщениям левой прессы, так и оставшимся неопровергнутыми, стало известно, что фирма "Наней" не без успеха хлопотала в гестапо, добиваясь заказа на поставки прочного типового материала для тюремной одежды. Вот было бы забавно, если б д'Артез более двух лет носил куртку, материал для которой сработала отцовская фирма.
А потому естественно предположить, что по поводу крайне досадного ареста одного из сыновей фирмы между руководством предприятия и компетентными инстанциями было достигнуто соглашение, удовлетворившее обе стороны. Как уже рассказывалось, Отто Наземан при вскрытии завещания едва ли не похвалялся, что брат его обязан жизнью только влиянию фирмы "Наней". Известная доля правды в этом, вполне возможно, и была. С другой стороны, непосредственно после катастрофы оказалось, что семье небезвыгодно иметь среди своих членов бывшего узника концлагеря, это в какой-то мере доказывало ее собственную безупречность.
О том, что разведенная жена Эрнста Наземана не привлекалась к установлению его личности,
После установления личности д'Артез, он же Эрнст Наземан, получил как от американских, так и от немецких властей новые документы. Американские документы были весьма полезны, ибо облегчали ему сразу же после выздоровления возможность публичных выступлений.
Ничего в этом не меняет случившийся тремя или четырьмя месяцами позже инцидент, зафиксированный лишь в краткой официальной записи. Дело в том, что со стороны советской администрации поступило требование вторично проверить личность д'Артеза.
У северных отрогов хребта Тюрингенский Лес был найден труп. Его обнаружили в кустах дети, собиравшие грибы. Труп уже в значительной мере разложился, но одежда, вне всякого сомнения, принадлежала узнику концлагеря, а цифры, отпечатанные на куртке, были те самые, под которыми значился в лагере Эрнст Наземан. Русские успели своевременно завладеть списками. Убит человек был выстрелом в голову, при нем оказался пистолет военного образца. Убийство это или самоубийство, установить теперь было невозможно, да и не слишком уж старались расследовать это дело.
Подобные случаи были в ту пору довольно обычным явлением. Американская администрация сочла эту историю за придирку советских коллег. Д'Артеза, правда, еще раз пригласили, но, поскольку он не мог объяснить, каким образом убитый получил одежду с его номером, дело это как не заслуживающее внимания было закрыто. Советская сторона также не сообщила ничего об установлении личности неизвестного мертвеца. В те времена были тысячи и тысячи неопознанных трупов.
Примечательно лишь то, что инцидент этот дал д'Артезу повод к одной из его первых пантомим. В послевоенные годы он, видимо, часто разыгрывал ее для публики. По ней был снят и короткометражный фильм, который с тех пор постоянно демонстрируется в лекциях об этом жанре искусства.
Когда же протоколист в связи с упомянутым фильмом поинтересовался у Ламбера, не идет ли в пантомиме речь о личном переживании, тот ворчливо ответил:
– Так это ведь общечеловеческая тема.
Правда, он вечно иронизировал над словом "переживание". Протоколист запамятовал, не от Ламбера ли слышал он его типичное замечание: "Почему не переумирание? Куда было бы точнее" или же нашел его среди посмертных бумаг.
Итак, возвращаясь к пантомиме или короткометражному фильму: уже самое название "Куртка-невидимка" было достаточно двусмысленным. Не исключено, что оно умышленно вводило в заблуждение. Тот, кого это заинтересует, пусть ознакомится с многочисленными попытками тогдашних критиков истолковать разыгранную д'Артезом пантомиму. Среди материалов обнаружатся не только хвалебные гимны, но и разносы. Кое-кого из критиков особенно возмущала моральная сторона пантомимы, ибо, по их мнению, пантомима недооценивала и вышучивала полученный человечеством чудовищный урок.
Сцена представляет собой паноптикум, или кабинет восковых фигур. Среди них выделяется красивая молодая дама в кринолине и парике в стиле рококо, она протягивает посетителю бокал шампанского. Это маркиза де Брэнвийе, известная отравительница. На переднем плане на обычном стуле, словно в приемной врача, сидит известный женоубийца первой половины века. В глаза бросается его черная борода, но одет он неброско, как средний обыватель. Сидит, задумчиво уставясь на руки, лежащие на коленях. Жертвы свои он, по всей вероятности, душил. Кроме этих, на сцене еще несколько известных убийц, отличавшихся жестокостью.