Дело диких апостолов
Шрифт:
О совместных поминках не могло быть и речи. Тетушки и два старичка, кудахтавшие вокруг матери, сели в разбитый «Львов», на котором гроб доставили из морга, а вся компания Стаса поместилась в его «Мерсе». У могилы Стас не пил, а тут достал бутылку «Флагмана» и налил себе почти целый пластиковый стаканчик. Кореша, кроме того, кому выпало сидеть за рулем, последовали примеру.
Лена к этому времени куда-то исчезла.
Стас достал трубку, набрал номер одного из ресторанчиков средней руки и заказал маленький зал. При этом он сообщил, что если за вечер услышит хотя бы раз веселую мелодию
В это время к машине подошел мелкий бродячий пацан из тех, которые ловчее, чем взрослые бомжи ворует с могил цветы и бутылки. Стас не глядя на него, вынул из кармана купюру в пятьдесят рублей и кинул под ноги пацану.
Однако тот, хотя и поднял бумажку, но не удалился. Вместо этого, он сунул Стасу бумажный конверт.
— Куда, стоять! — скомандовал Стас, но пацаненок, прекрасно умевший уносить ноги при частой смене ситуации, уже мчался в глубину кладбища. Судя по всему, у него не было ни малейшего желания рассказать адресату о том, откуда у него взялось послание.
Стас выругался и начал разрывать пальцами большой, крепко заклеенный конверт из плотной бумаги. Наконец, он смог вынуть из него маленькую бумажку.
— Че, там, командир? — Несмело осведомился его лучший друг по кличке Гантель.
— Какой-то мэн предлагает завтра встретиться. Обещает рассказать, кто заказал Кристину. И хочет-то, козел, всего лишь тонну баксов. Придется пересечься.
С этими словами Стас кивнул водителю и машина помчалась подальше от кладбища, в ресторан, где бригадир надеялся залить свое горе старым средством, давно признанным на Руси.
Ни плачущие родственники, ни убитые горем Стас, так и не заметили еще двоих участников печальной процессии, которые вели себя не так эмоционально, хотя бы потому, что с покойницей их почти ничего не связывало.
Первым был Нертов. Он ловко замешался в соседнюю, более многочисленную процессию, тоже пришедшую на отпевание, поэтому Стас даже не провел по нему взглядом. За то Алексей смог разглядеть его очень внимательно, почти с десяти шагов. Одна особенность лица бандита его очень заинтересовала. Несомненно, Стас когда-то не просто получил сильные ожоги, он по-настоящему горел («Надо бы спросить бы об этом Азартову»)…
Нертов поймал себя, что думает о глупостях. Ему от всей души хотелось бросить к чертям собачьим хозяйку «Капители» с ее непонятными проблемами. Тем не менее, Нертов поспешил к своей «девятке», чтобы как можно скорее покинуть Большую Охту. Лена села в его машину, но первые десять минут ничего не говорила, а лишь молчала,
Второй участник печальной процессии не был ни в церкви, ни у могилы. Он почти час просидел в своей машине и лишь однажды вышел из нее, чтобы покурить и передать конверт мелкому пацану с соответствующей инструкцией. Его никто не заметил, хотя могли бы узнать, как минимум, двое из присутствующих.
Лена продержалась первые десять минут. Потом она зарыдала. Женщина дрожала, лила слезы, Нертов даже обрадовался, что его пассажирка не забыла воспользоваться ремнем безопасности. В противном случае, с бедняжки стало бы упасть головой ему на грудь, не думая
Алексей не знал, как выходить из положения, к тому же, с утра он ничего не ел и у него живот чуть ли не приклеивался к позвоночнику. В итоге, Юрист попытался решить две проблемы одновременно.
— Елена Викторовна, давайте, остановимся здесь. Помянем Кристину.
Азартова молча кивнула. Плач не прекратился, но стал менее интенсивным.
Нертов припарковал машину возле первого попавшегося ресторанчика с китайской кухней. Еще не войдя в заведение, он еле сдержался от ухмылки, представляя грядущие ухмылки официанток. Надо же, дама будет пить водку, а кавалер — «Боржоми».
Впрочем, от поминок отвертеться не удалось. Алексей вспомнил и заплаканных тетушек, и убитого горем бандита Стаса. Поэтому, когда на столе появился графинчик с «Черноголовкой», он тоже налил себе рюмку.
Азартова поперхнулась, закашлялась и это, как понял Нертов, избавило ее от слез. Некоторое время она сидела с пунцовым лицом, натужно кашляя, пока Алексей не шлепнул ее слегка по спине. Женщина быстро отпила из стакана минералки, шепнула «спасибо» и замерла, уставившись в потолок. Некоторое время спустя, она сказала:
— Все равно, не верится. Никогда не поверю. Знаете, я еще не встречала человека, который бы так мало думал о смерти. Тем более, своей. Мне стыдно, очень стыдно. Я ведь всегда считала ее дурой, сама даже не понимала, почему с ней дружу. А она, на самом деле, жила любовью. Любила этого бандита, прощала ему все. Он ведь был с ней груб, бил иногда. Однажды даже показал видеофильм, как он со своей компашкой развлекается на диком пляже с девками. Он тоже попал в этот кадр. Она и это простила. Я бы так не смогла.
— И все это она вам сама рассказывала? — осторожно спросил Нертов.
— Все, все. Причем, со смехом: бьет — значит любит. Изменяет, так не больше чем на два часа. И теперь я поняла — это правда. Он ее действительно любил. Знаете, почему я так разрыдалась? Я посмотрела на Стаса. Он сам наконец-то понял, кого потерял. Он всегда мог к ней придти, тайн у них друг от друга не было. Стас ей обо всем рассказывал, а она его понимала.
«В этом случае, так как брак зарегистрирован не был, покойная могла бы подпадать под статью об укрывательстве», — не к месту подумал Нертов. Азартова продолжала расхваливать бедную Кристину, при этом ее губы дрожали и следовало ждать возобновление плача. Налить ей водки Алексей не решился: в таком состоянии его собеседница не смогла бы сообразить, что он за рулем, а пить наравне с ней не хотелось. «А может задать вопрос, тот самый который возник на кладбище»?
— Кстати, вы не знаете, откуда на лице у Стаса такие мощные ожоги?
Реакция Азартовой была неожиданной. Не то, чтобы она изменилась в лице, но ее грусть куда-то исчезла. Вместо нее на заплаканной физиономии четко обозначились удивление и страх. Алексей вспомнил слова великого Пуаро: если есть уверенность, что в норе сидит кролик, туда надо запустить хорька. В данном случае все произошло именно так. Он нечаянно коснулся старой, и судя по всему, неприятной тайны, которая, не исключено, могла иметь непосредственное отношение к событиям последних дней.