Дело лис-оборотней
Шрифт:
– Ну здесь, на Соловках, этот… Кипятков назвался паломником Заговниковым. Крестьянином с Кубани. А на самом деле он здесь ставит ловушки на лис, а потом… – Богдана передернуло, – что-то вырезает из них.
– Вырезает?.. – Баг тоже начал понимать. – Так вот откуда берется «лисья рыжинка»!
Теперь уже настала очередь Богдана смотреть на друга с недоумением.
Присев на грубую каменную лавочку, каковые в изобилии были натыканы по сторонам причала, и нисколько не замечая текущего из гранита тяжкого холода, ечи наперебой принялись делиться сведениями и предположениями; Богдан рассказал Багу о поисках того, кто резал лис, умолчав, правда, о Жанне, а Баг – о своем неудачном частном расследовании, – также не обмолвившись ни про смерть Кати Ци, ни про принцессу-студентку.
Вэймины, почувствовав в Баге степняка, были, очевидно, обрадованы встрече, на лице младшего даже проступила скупая улыбка; старший лишь потеплел глазами: гнетущая его внутренняя забота не позволяла пока большего.
– …И выходит, что этот самый Кипятков, прикидываясь Заговниковым, который год уж паломничает на островах, на самом деле охотясь на здешних лис, – разглагольствовал Богдан, методично вышагивая взад и вперед перед скамьей, на которой рядком сидели тангуты, Арсений, Борис и Баг. – Что-то у лис вырезает… наверное, то самое, чем лиса вырабатывает поцелуйное зелье, не зря ж именно после поцелуя, когда жидкости телесные начинают обмен, мужчины рассудок от страсти теряют… – Последние слова Богдана прозвучали как-то не в меру напряженно и уж слишком тихо, будто сам с собой разговаривал. Баг покосился на друга, но ничего не спросил.
– Негодяй… – процедил сквозь зубы Богдан. Он с трудом сдерживал удивительно сильную неприязнь, необъяснимым образом охватывавшую его всякий раз, когда мысль хоть о малейшем вреде, наносимом милым рыжим созданиям, приходила ему в голову.
– А из вырезанного, предположительно, и делает потом «лисью рыжинку» для «Чар», – увлеченно подхватил Баг. Надо же, как все сразу прояснилось, стоило только им с ечем вновь сойтись вдвоем. – Это и есть междусобойный секрет жизнеусилительного отдела, которого, пожалуй, не ведает и сам Брылястов… Ишь ты – режет живых на пилюли…
Старший тангут скрипнул зубами; младший, сорвав шапку, уткнулся в нее лицом.
– Одного не понимаю, – вдруг негромко, задумчиво проговорил минфа. – Явно ведь Кипятков знал о свойствах здешних лис только после того, как одна из них к нему женщиной явилась и… поцеловала. Отчего ж поцелуй не подействовал на него надлежащим образом? Как он противостоит женским… то есть – лисьим… лисьим чарам?
На несколько мгновений воцарилось недоуменное молчание. Потом Баг хлопнул себя по колену.
– Что? – встрепенулся Богдан.
Баг поманил его пальцем. Богдан наклонился.
– У него необычайная любовная направленность… – шепотом поведал Баг.
Богдан медленно выпрямился; на лице его отобразилась лихорадочная умственная деятельность. Мгновение он пребывал в задумчивом оцепенении – а потом хлопнул себя ладонью по лбу.
И сразу поправил очки.
– Вот что, еч, – вклинился Баг. – Давай-ка поедем на острова и от души поговорим с этим самым Кипятковым-Заговниковым. Он ведь в больничном покое отдыхает?
– Да, надо положить этому конец, – решительно махнул рукой Богдан. – Идемте!
– Так уж сампан ушел, преждерожденный Богдан, – прогудел Борис. – Их тут два бегает… Через полтора часа следующий.
Жажда действия переполняла Богдана, ноне вплавь же добираться до Соловков. «А что… – мелькнула и исчезла шальная мысль, – да хоть бы и вплавь!»
– Не доплывешь, – проницательно усмехнулся Баг, глядя на друга, вперившего взор в исчезающий на горизонте силуэт сампана. – Да и как он сбежит, в гипсе-то?
– Никуда не денется, – подтвердил Арсений. – У больнички двое наших остались.
Не нашедший что возразить
– Ты что-нибудь ел сегодня, драг еч? – наклонился к нему Баг. – Может, рыбки жареной? Тут недалеко превосходная…
– Не время сейчас есть! – Воодушевленный новой мыслью, Богдан снова вскочил. – Время вершить справедливость!
14-й день девятого месяца, четверица,
несколько позже.
Над закрытыми вратами в высоком заборе из толстых, потемневших от времени некрашеных досок кривовато висела широкая дщица, покрытая красным, местами облупившимся лаком. На ней изрядно выцветшими иероглифами значилось: «Персиковый источник». Баг и Богдан со товарищи довольно долго добирались сюда, в самый дальний конец Савватьевской улицы, медвежий угол Кеми: буквально в десяти шагах отсюда в незлобиво плещущие о каменистый пологий берег студеные воды Кемской губы врезался дощатый длинный причал, по обе стороны коего были привязаны промысловые катера; причал скрывался за подходящим к самой воде забором.
– Тут, – ткнул темным пальцем в забор младший из тангутов. – Виссарионова артель.
– Сколько сюда ходили, – пробормотал старший. – Все без толку. Виссарион даже на порог не пустил. Плохой мальчик. Балованный…
– Только, еч, – Богдан положил руку на плечо уже собравшемуся от души стукнуть ногою во врата Багу, – ты это… Мы все же частные лица. Нельзя нам своевольничать. Если не пустит хозяин в дом, мы ничего не сможем с этим сделать.
Баг хмыкнул, но ногу опустил.
– Извини, еч, но у тебя от переживаний в голове помутилось. – Баг назидательно поднял вверх указательный палец. – То справедливость бежишь вершить, то вдруг робеешь… Значит, так: усматриваю человеконарушение. А именно: насильственное содержание в клетке живого существа, предположительно… – он обернулся к тангутам, поправился, – то есть, как стало достоверно известно со слов родственников – разумного и владеющего членораздельной речью, а значит – пользующегося всеми правами императорского подданного, коего человекоохранительные органы обязаны защищать. Действия же указанного Виссариона Неистовых уверенно классифицирую, согласно имеющих силу уголовных уложений, как противуправные. Налицо преступление, и мы обязаны положить ему конец. Кроме того, – Баг принялся загибать пальцы, – истязание животных, сокрытие от науки и общественности удивительного природного явления, утеснение в рабочую скотину вольного животного без согласия последнего, а равно и его родных… Да я тебе сейчас десяток статей накидаю!
– Кто бы сомневался, – пробормотал Богдан. – Чтоб ты да статей не накидал…
– Имеем право официально вторгнуться в пределы частного жилища без разрешения хозяев, – заключил Баг.
– Да, но… – Богдан разрывался между долгом честного, беспристрастно следующего букве закона минфа и щемящим чувством жалости к лисичкам. – Письменное повеление соответствующих органов…
Баг начал терять терпение:
– Ты что, землепашец? Может, дояр местный? Или столичный сановник этического надзора? Да ты и есть этот самый орган! Пиши повеление, тридцать три Яньло! – И честный человекоохранитель выхватил из сумки лист бумаги и отцепил от пояса письменные принадлежности.
– Но такого еще не случалось. В уложениях о таких случаях ничего не говорится…
– Вот и будет тебе прецедент, – хищно улыбнулся Баг. – Войдет в историю как «Прецедент Оуянцева». Даже Цинь Ши-хуан – и тот поначалу был первым [57] . Ладно, – он окинул взглядом собравшихся, – под мою ответственность, еч.
– Вот так, вот это – так! – с надеждой на лице закивал младший тангут, но тут же умолк под тяжелым взглядом старшего.
– Нет. Под нашу ответственность, Баг. – Богдан согласно махнул рукой. Будь что будет!
57
Император, из раздробленных мелких княжеств создавший первое в истории Китая централизованное государство.