Дело лис-оборотней
Шрифт:
В дальнем углу небольшой, почти квадратной комнаты с низким потолком, пол которой был застелен роскошными коврами, обнаружился и сам равный Небу наставник: Виссарион Неистовых, широко расставив руки в стороны, закрывал собой нечто, похожее на вделанный в стенную нишу домашний алтарь.
– Не пущу!!! – взвыл дарующий счастье, когда дверь с грохотом пала, – Прочь!!!
Баг шагнул к нему, освобождая проход остальным. В комнатке сделалось тесно.
– Управление внешней охраны, подданный Неистовых, – представился честный человекоохранитель. – Ланчжун Багатур Лобо. – Он надеялся, что спросить у него пайцзу Виссариону в голову не придет: пайцзу Баг специально оставил в ящике стола своего кабинета, ведь расследование
Эта жирная кошка в темной комнате сама знала, чье сушеное мясо сожрала.
– Прочь!!! Вам не дано!!! – брызгал он слюною на Бага. – Изыдите!!! – Подхватил с ковра огромный разделочный нож и замахнулся. – Она моя!! Только моя!!!
Баг отступил на четверть шага в сторонуи,когда чудовищное лезвие с шипением разрезало воздух в том месте, где он только что стоял, ткнул Неистовых пальцем в мягкий бок. Не сдержавший движения Виссарион, теряя тесак, растянулся на коврах прямо под ногами у Бориса, который тут же уселся на него сверху и деловито принялся вязать заранее припасенной веревкой. Виссарион дернулся и затих.
И тут все увидели, что же прикрывал собою толстяк.
В просторной нише, в окружении разнообразных амулетов – свисающих с гвоздиков или попросту наклеенных на стену – покоилась большая, сплетенная из прутьев клетка, и в клетке той лежало на боку удивительное существо: по виду – совершенно лиса, заросшая длинной, ослепительно белой шерстью, кое-где свалявшейся в неопрятные сосульки; от шерсти исходило мягкое, но вполне заметное сияние.
– Почтенная тетушка… – с дрожью в голосе вымолвил старший тангут, опускаясь на колени перед клеткой; младший пал рядом с ним, по щекам его катились слезы. – Зачем вы, почтенная тетушка… Мы так долго вас искали…
При звуке его голоса существо в клетке с трудом подняло голову и уставилось на тангутов. Богдан, не отрывавший от удивительной лисицы изумленного взгляда, был готов поклясться, что огромные темные ее очи тоже наполнились слезами, а мордочка сморщилась и губы дрогнули в… улыбке?! Богдан почувствовал, что все плывет перед глазами, и только огромное усилие воли помогло ему не упасть. А может, крепкие руки Бага поддержали; минфа не смог потом вспомнить.
Лисица между тем зашевелилась, с трудом поднялась на дрожащие лапы и просунула нос сквозь редкие прутья. Стало видно, что у нее не один хвост – несколько! Так сразу сосчитать их было затруднительно, но теперь Баг готов был поверить на слово, что их – и впрямь девять. Два нервно подергивались, один стоял торчком – видимо, от радости; остальные бессильно обвисли. Слезы текли по мордочке преждерожденного чуда природы и капали на распластанную по дну узилища шелковую подушку, на ложе заточения.
«Какая же она старая», – содрогаясь от жалости, подумал Богдан.
– Теперь мы вместе, почтенная тетушка, – бормотал Вэймин Кэ-ци, – теперь мы снова вместе…
Вдруг будто кто-то невидимый подрубил передние лапы лисе, и она, чуть не ободрав нежный нос о жесткие прутья, склонилась… в поклоне!
Тангуты, стоя на коленях, дружно поклонились в ответ, а когда подняли головы – лиса без сил свалилась на бок, еле заметно шевеля многочисленными хвостами.
– Мы поможем тебе, почтенная тетушка, мы освободим тебя. – Старший тангут живо вскочил на ноги и принялся обрывать со стены амулеты; Вэймин Чжу-дэ сгребал бумажки и мешочки в кучу, и когда с этим было покончено, принялся ожесточенно их рвать в мелкие клочки; очень быстро в комнате не осталось ни одного целого амулета.
Лисица – должно быть в последнем усилии – вновь подняла голову и по комнате понеслось еле слышное, почти воздушное:
– Спасибо-о-о-о-о…
Вслед за этим исходящее от шерсти лисы сияние стало понемногу меркнуть и сама она начала таять, растворяться
И тут минфа почувствовал, как комната и все, находящиеся в ней, плывут прочь от него – дальше и дальше, кружась в безумном хороводе. Темнота обступила Богдана.
14-й день девятого месяца, четверица,
поздний вечер.
– Ну-ну, драгоценный преждерожденный, – услышал Богдан незнакомый голос, – Пора прийти в себя. Пора! – Удивительно мерзкий, выворачивающий наизнанку запах ломанулся минфа в ноздри, и он открыл глаза. Прямо перед собой он увидел слегка опухшее лицо с удивительно правильным носом, на редкость красными глазами и неподдельно приветливой улыбкою. Лицо слегка качалось в мутном пространстве. «Наверное, я еще не очнулся», – подумал Богдан и на пробу спросил:
– Где я?
И попытался подняться.
И увидел Бага.
– Еч…
– Не вставай. – Руки Бага, мягко, но твердо легли на плечи встрепенувшегося напарника, прижимая его к мягкому ложу. – Тебе сейчас нельзя вставать. Ты весь утыкан иголками. Тебе надо полежать часик, пока лекарь не закончит свое дело.
– Лекарь?
Вновь, оттеснив Бага, перед ним явился красноглазый.
– Здешний лекарь Михаиле Большков, к вашим услугам, драгоценный преждерожденный. Лежите, не вставая. У вас огромная потеря жизненной силы. С Божьей помощью, мы сейчас немного ее восстановим, но вам еще с пару седмиц придется принимать травы и являться ко мне на прием. Выпейте вот это. – И лекарь подсунул Богдану под нос огромную кружку, от которой исходил упоительный аромат трав.
Немного позже Баг расскажет Богдану, как тот, потеряв сознание, рухнул на пол рядом с Виссарионом. Сгорая от беспокойства, Арсений с Багом выволокли бесчувственного минфа из душного погреба на свежий воздух, но ни похлопывание по щекам, ни прысканье воды в лицо не принесли никаких результатов: Богдан не желал возвращаться к действительности. Потерявший обычную невозмутимость Баг совсем было растерялся, но вовремя появившийся из недр сруба Вэймин Кэ-ци поведал: здесь, в Кеми, обитает известный своими воистину небесными талантами молодой, но крайне знающий лекарь по имени Михайло Юрьевич Большков, и до сего дня не было еще такой хвори – от сердечной до желудочной, – каковую он не смог бы распознать и обуздать. «Так где же этот Большков, где?! Ведите!» – вскричал Баг и, подхватив на руки бессознательного сановника, ринулся вослед указывающему дорогу тангуту. У врат тело минфа перехватил Борис, считавший своим долгом следовать вместе с ними. Младшего тангута, сотрясавшегося в беззвучных рыданиях по ушедшей из мира тетушке-лисе, да Арсения, сидевшего рядом с уложенным возле поленницы Виссарионом – равный Небу наставник больше не брыкался, вел себя тихо, – в «Персиковом источнике» было более чем достаточно.
Лекарь Большков жил в некотором удалении от Кеми – как ни торопись, а даже самым быстрым шагом полчаса требовалось. В конце пути Богдан стал подавать признаки жизни: тихо простонал и шевельнул рукой; Баг обнадежился было, но тут тело минфа сотрясла крупная, с ног до головы, дрожь, и он снова затих. «Уже рядом, – махнул рукой Вэймин Кэ-ци. – Почти пришли».
И они снова поспешили вперед, стараясь не потревожить и не растрясти сановника.
У последнего поворота тропинки, за которым, по словам тангута, их взорам наконец-то должно было открыться жилище кемского лекаря, Вэймин Кэ-ци чуть не налетел на чьи-то ноги, беззаботно торчащие из кустов. Ноги были обуты в крепкие, не новые, но ухоженные сапоги желтой кожи и при ближайшем рассмотрении оказались принадлежащими худощавому мужчине в немного великоватом буром халате на меху; удобно вытянувшись во весь рост, он лежал в кустах лицом вверх и, приоткрывши рот, еле слышно посапывал. Рядом громоздилась объемная чересплечная сума.