Дело лошади танцовщицы с веерами
Шрифт:
Мейсон кивнул с одобрением.
– Через пару часов после того, как он отъехал, – продолжал Нолан, – я не я буду, если сюда не наведался еще один друг, который так и лез ругаться и все выведывал насчет лошади. Оказалось, что это полицейский детектив из города. Он хотел узнать, как я понял, что тот парень, который приезжал до него, был от владельца лошади. Я объяснил, что тот мне полностью описал ее и при этом сам сказал, что он от владельца, а для меня этого было достаточно. На это он только фыркнул: мол, любой может сказать такое. Ну, в общем, я тут задумался, меня
– А потом?
– Вчера вечером ко мне приехал шериф, – продолжал Нолан, – и все выспрашивал меня о лошади, хотел разузнать, откуда она взялась и все такое, и предупредил, что не следует болтать языком, когда приезжают разные люди и задают всякие вопросы. В общем, такие дела, мистер Мейсон. Я не должен слишком болтать языком кое о чем.
– Ну, – произнес Мейсон невинным тоном, – если вы расскажете мне, о чем можно говорить и о чем нельзя, почему бы в таком случае нам не поговорить о том, о чем нельзя, и…
Хозяин ранчо засмеялся, откинув назад голову.
– Я так смекаю, что вы адвокат.
– Точно, – подтвердил Мейсон.
– Послушайте, я уже где-то слышал ваше имя. Вы ведь Перри Мейсон, так ведь?
– Да.
– Ну и ну, тогда мне надо заново вас поприветствовать. Я о вас понаслышан. Никогда и не думал, что встречу вас при таких обстоятельствах. Послушайте, а чего это вы интересуетесь лошадью?
– Ну, если в общем, – ответил Мейсон, – то я пытаюсь кое-что выяснить, что может помочь моему клиенту. Есть вещи, о которых адвокат не может говорить, понимаете?
– Если вы только расскажете мне, о чем вы не можете говорить, мистер Мейсон, – произнес с ухмылкой Нолан, – мы тогда и сообразим, что нам не следует обсуждать.
Оба рассмеялись.
– Скажите мне, – спросил Мейсон, – когда сюда заявилась эта лошадь?
– Утром одиннадцатого числа. За полчаса до рассвета.
– А как она пришла?
– Да так же, как обычно приходят лошади, взяла и пришла на своих четырех ногах.
Мейсон улыбнулся.
– А как вы еще ожидали, чтобы она пришла?
– Не знаю, черт возьми! – воскликнул Мейсон. – По тому, как вы выступаете тут, я подумал, что она могла опуститься на ранчо с парашютом.
– Да нет же, она заявилась незадолго до рассвета. Загавкала собака. Этот чертов пес никогда на луну не брешет, вообще ни на что не реагирует. А уж когда залает, значит, действительно какой-то непорядок – он все лает и лает, пока не поймешь, в чем дело. Ну, я подумал, может, это койот или дикий кот бродит рядом с курятником, поэтому встал, прихватил свой дробовик и вышел с фонариком на двор. Тут пес выскочил на меня, как я только появился, побежал вперед, вроде чтобы показать мне, на кого он лаял, и дьявол меня порази, если это не была та лошадь. Стояла вся оседланная и взнузданная и слегка так фыркала.
– И что вы сделали?
– Отвел ее на конюшню, привязал ненадолго, потом разнуздал, дал ей сена, ну и расседлал.
– Вы не увидели ничего
Нолан поджал губы так, что они превратились в узкую тонкую полоску.
– Я так понимаю, что это одна из вещей, про которые вы ничего не должны говорить, – сделал вывод Мейсон.
– А я ничего и не сказал, – вымолвил Нолан. – А если вам заблагорассудилось читать мысли, то этого я не могу вам запретить.
– Вы выходили поискать следы? – спросил Мейсон.
– Вот это дельный вопрос, – одобрил Нолан. – Вы так говорите, как будто жили в деревне. Никто еще меня так не расспрашивал.
– Ну, так вы выходили?
– Да. Я вышел и стал искать следы. Лошадь пришла по дороге с севера. Она шла по обочине, там в пыли остались ее следы. Затем снова вернулась на шоссе. Как долго она там была, трудно сказать. Я так думаю, что мог бы по следам определить, откуда она пришла, если бы у меня было время, но тогда я не видел в этом никакого смысла. Я прошел назад по дороге, наверное, с полмили или около того, все думал увидеть кого-нибудь, кто упал с лошади. Никого не нашел, а к тому времени уже проезжали какие-то машины, и я подумал, что если кто-то и упал с лошади прошлой ночью и все еще где-то лежит, то уж одна из машин наверняка подберет его.
– Что-нибудь еще?
– Еще я знаю, что лошадь была напугана.
– Откуда вам это известно?
– Ну, вы знаете, этих лошадей с запада пестуют немного иначе, чем в восточных штатах. Хорошая гуртовая лошадь будет стоять смирно, пока у нее опущены поводья. Именно поэтому скотоводы часто и используют раздельные поводья.
Мейсон кивнул.
– Я эту лошадь уже пару раз испытал, – продолжал Нолан. – Я ее выводил и немного на ней поездил, соскакивал с седла, отпускал поводья, чтобы посмотреть, что же она будет делать.
– Ну и что она делала?
– Стояла, как будто привязанная. Лошади, они здорово сообразительные, мистер Мейсон, и когда лошадь, которую обучали стоять так, как обучена эта, решает уйти со своего места, значит, там что-то такое, что ей здорово не нравится. У этой был порван повод.
– Кто-нибудь еще спрашивал вас об этом?
– Нет, черт возьми, остальные ребята, которые тут побывали, все об этом знали. Вы первый, кто приезжает и спрашивает не так, как будто уже знает ответы на все вопросы, а я просто безмозглый деревенщина… А потом… – Нолан ухмыльнулся и закончил: – Вы и сами, как приехали, не больно умно вели себя.
Мейсон рассмеялся.
– Вы не пытались напугать лошадь, чтобы определить, насколько она возбудима?
– Ну вот, – засомневался Нолан, – я и не знаю, надо ли мне говорить об этом?
– Кто-то вам сказал не говорить?
– Нет. Никому такое и в голову не приходило.
– В таком случае не вижу никакой причины, чтобы вам не рассказать об этом.
– Видите ли, мистер Мейсон, тут такие дела. Я стараюсь быть в хороших отношениях со здешним шерифом, и я так думаю, что у него самого хорошие отношения с городской полицией, и поэтому, я полагаю, они не хотят, чтобы я болтал кое о чем, что связано с этой лошадью.