Дело о дневнике загорающей
Шрифт:
– Все верно, – согласился Мейсон, и взгляд его стал жестким и холодным. – У вас есть по этому поводу возражения?
– Ни в коем случае, что вы! Это ваше право договариваться с клиентом о чем хотите. Но согласитесь, что это не то же самое, как если бы вы представляли ее интересы искренне, от всего сердца, так сказать.
– Если она невиновна – я буду защищать ее искренне и от всего сердца.
– К этому я и клоню. А предположим – вы посчитаете, что она виновна, тогда что?
– Тогда, как я ей уже ясно дал понять, я передам ее властям, а деньги все равно найду.
– Разрешите я уточню свою мысль, мистер Мейсон. Допустим –
– Извините, доктор, но я убедительно прошу вас положиться на мое благоразумие и осторожность. Поспешных выводов я делать не собираюсь.
– Вы можете и не делать поспешных выводов, но тем не менее не исключено, что эти ваши выводы будут ложными.
– Полагаете – она невиновна?
– Головой ручаюсь.
– Могу я поинтересоваться, в каких вы с ней отношениях?
– Я ее друг, мистер Мейсон.
– Романтическая привязанность?
Доктор Кандлер почесал подбородок.
– Если я и поднялся посреди ночи с постели, то не для того, чтобы быть подвергнутым перекрестному допросу. Поверьте, что к Арлен Дюваль я испытываю самое глубокое уважение, а по отношению к ее отцу – считаю себя близким другом. Ему крупно не повезло…
– Вы думаете – он невиновен?
– Вне всяких сомнений! – Доктор не сумел скрыть своих эмоций. – Он оказался козлом отпущения только лишь потому, что ни полиция, ни страховая компания не нашли тогда никого другого, на кого можно было бы навесить это преступление.
– Но они обнаружили у него украденные деньги!..
– Да. Так они заявили. Не забывайте, что деньги те были у него обнаружены некоторое время спустя после их пропажи. Несомненно, что лицо, совершившее данное преступление, – работник банка. Кто-то, кто имел доступ к погашенным чекам. А раз так, то почему он не мог бы завладеть на время бумажником Колтона Дюваля и подсунуть ему часть исчезнувших купюр?
– Да, это идея, – сказал Мейсон.
– Конечно! – Кандлер ехидно усмехнулся. – И она должна бы была прийти вам в голову.
– Меня она посещала. Я готов к рассмотрению любой возможности.
– Я вижу.
– Знаете, доктор, почему я к вам пришел? Потому что на данном этапе я способен принять вашу точку зрения. Но у меня вопрос: Арлен Дюваль сейчас получает откуда-то деньги – откуда? Может быть, вы ей даете?
– Не я, но… другой человек.
– Кто?
– Не знаю. Но хотел бы знать.
– Она не говорит даже вам?
– Хорошо, я объясню. Арлен Дюваль полностью мне доверилась. Я очень многое знаю о ней, и я в курсе данного дела, но остается один-единственный аспект, один пункт, по которому она мне не может раскрыться, потому что связана клятвой, – она пообещала.
– И этот пункт касается…
– …личности человека, снабжающего ее деньгами, – закончил Кандлер. – Все остальное я знаю. Знаю, что завтра до девяти тридцати утра она заплатит вам задаток в полторы тысячи долларов. Знаю, что она это сделает. Но кто ей дает деньги – я не знаю.
– Но кто-то, вы говорите, дает?
– Да.
– Она сказала вам это?
– Да.
– Она доверяет вам до такой степени?
– Да.
– А почему этот неизвестный дает деньги?
– Не могу ответить. Приходится только догадываться. Мне кажется, вся стратегия в целом неверна. Очевидно, что этот неизвестный благодетель не может
В таком случае власти могут посчитать дальнейшее содержание Колтона Дюваля под стражей нецелесообразным и выпустят его с расчетом, что отец с дочерью все равно рано или поздно, но как-нибудь договорятся. Их следующим шагом будет засечь Дюваля тратящим пропавшую наличность, заставить отчитаться – где взял и от кого, а затем прервать его досрочное освобождение. Дочь при таких обстоятельствах можно будет привлечь как сообщницу, и вот тогда-то появится шанс возвратить похищенные деньги. Таков, по моему разумению, ход мыслей неизвестного финансового покровителя Арлен. Он считает, что таким образом положил наживку в капкан, и ждет, когда в капкан попадутся те, в чьей власти отпустить Дюваля досрочно на поруки.
– Я не склонен согласиться с таким ходом рассуждений, – заметил Мейсон.
– И я тоже. По-моему, это какая-то ослиная прямолинейность, которая запросто может обернуться против ее же инициатора. Я спорил с Арлен, много спорил. Но, несмотря ни на что, она не желает нарушать данного обещания, не хочет подвести таинственного друга и говорит, что намерена следовать его указаниям по меньшей мере полтора года.
– Вы верите в эту историю?
– Да, сэр. Не сомневаюсь ни в едином слове. И только лишь потому, что это говорила Арлен.
– А если бы это вам рассказал кто-либо другой, в ком вы не так сильно уверены и кто не представляет для вас такого, давайте скажем романтического, интереса, не показалось ли бы вам тогда, что все это совершеннейший абсурд?
– Возможно.
– Какие-нибудь догадки, кто это может быть?
– Я думаю – это служащий банка.
– Тот, кто организовал похищение с самого начала и чувствует теперь укоры совести за то, что в тюрьму угодил Дюваль?
– Такая мысль приходила мне в голову, – признался Кандлер, потом сухо добавил: – Даже преследовала меня. Если бы меня попросили дать ответ не раздумывая, то я бы, пожалуй, ответил, что сей таинственный покровитель – не кто иной, как сам Эдвард Б. Марлоу, президент банка.
– Почему он?
– Потому что, как президент, он выступал в качестве орудия для вынесения наказания Колтону Дювалю. Человек он состоятельный и независимый, а к тому же честный и порядочный. А сейчас у него появились сомнения относительно вины Дюваля. И в его положении он, естественно, не может допустить, чтобы в деле всплыло его имя. У него в руках достаточно рычагов, чтобы снабдить деньгами Арлен, заявить о них как о даре, заплатить соответствующий налог на дарение и урегулировать все с чиновниками, следящими за взиманием подоходного налога, так что дальше их информация никуда не просочится. До сих пор налоговые инспекторы оставались в стороне и в полицию от них ничего не поступало. Вы не станете отрицать, мистер Мейсон, что за всем этим кроется солидный человек с большим влиянием?..