Дело о пеликанах
Шрифт:
– В таком случае когда вы собираетесь начать аресты? – спросил президент.
– Как только мы будем иметь достаточные основания, господин президент. Закон есть закон, вы же знаете.
– Я знаю, что эта группировка – ваш главный подозреваемый в убийствах Розенберга и Джейнсена и что вы уверены в совершении ею убийства федерального судьи в Техасе. Она, вероятнее всего, устроила взрывы в пятидесяти двух непристойных заведениях прошлой ночью. Я не понимаю только, почему они взрывают и убивают безнаказанно. Черт возьми, директор, мы в осаде.
Шея Войлза побагровела,
– Господин президент, если разрешите, мы не уверены, что «Подпольная армия» замешана в убийствах Розенберга и Джейнсена. Действительно, у нас нет доказательств ее причастности. Она лишь одна из десятка подозреваемых. Как я уже говорил, убийства были выполнены чрезвычайно чисто, организованно и очень профессионально.
Коул сделал шаг вперед.
– Вы пытаетесь сказать, что понятия не имеете о том, кто убил их, и можете никогда не узнать этого?
– Нет, я хочу сказать другое. Мы найдем их, но для этого потребуется время.
– Какое время? – спросил президент.
Это был вопрос дилетанта, на который трудно было что-либо ответить. Ист сразу же невзлюбил президента за это.
– Месяцы, – сказал Льюис.
– Сколько месяцев?
– Много.
Президент округлил глаза и затряс головой, затем встал и с видом отвращения прошел к окну. Дальше он обращался к окну.
– Я не могу поверить в отсутствие связи между тем, что произошло прошлой ночью, и убийством судей. Я не знаю, может быть, у меня просто паранойя.
Войлз бросил многозначительный взгляд на Льюиса. Паранойя, мания преследования, дебильность, маразм… Директору еще много чего приходило на ум.
Президент продолжал, задумчиво глядя в окно:
– Я просто становлюсь нервным, когда вокруг разгуливают убийцы и рвутся бомбы. И меня можно понять. Президентов не убивали уже больше тридцати лет.
– О, я думаю, вы в безопасности, – сказал Войлз, забавляясь про себя. – Секретные службы держат обстановку под контролем.
– Здорово. Тогда почему я чувствую себя, как будто нахожусь в Бейруте? – пробормотал он в окно.
Коул почувствовал неловкость момента и взял со стола докладную записку. Держа ее в руках, он заговорил, обращаясь к Войлзу, совсем как профессор, читающий лекцию:
– Это краткий список кандидатов в Верховный суд. Здесь восемь фамилий с биографиями каждого. Документ подготовлен министерством юстиции. Мы начали со списка из двадцати имен, затем президент, генеральный прокурор Хортон и я сократили его до восьми. Никто из них даже не подозревает, что рассматривается в качестве кандидата.
Войлз все еще смотрел куда-то в сторону. Президент медленно вернулся к своему столу и взял свой экземпляр записки. Коул продолжал:
– Некоторые из этих кандидатур весьма спорные, и, если в конечном итоге они будут выдвинуты для назначения, нам придется выдержать небольшую войну, чтобы утвердить их в сенате. Нам бы не хотелось начинать ее сейчас, поэтому все должно держаться в секрете.
Войлз внезапно повернулся и уставился
– Ты идиот, Коул. Мы это уже проходили, и я могу заверить тебя, что, как только мы начнем проверку этих людей, шило тут же вылезет из мешка. Ты хочешь, чтобы мы как следует порылись в их прошлом, и при этом рассчитываешь, что все, с кем мы встретимся по этому поводу, будут держать рот на замке. Так не бывает, сынок.
Коул подскочил к Войлзу. Его глаза сверкали.
– Расшиби свой зад в лепешку, но эти имена до их официального выдвижения не должны попасть в прессу. И ты сделаешь это, директор. Ты заткнешь все дыры и не допустишь утечки в прессу, понятно?
Войлз вскочил на ноги и нацелился пальцем на Коула.
– Послушай, осел, тебе нужна эта проверка, ты ее и проводи, а не давай мне кучу бойскаутских приказов.
Льюис встал между ними, а президент вскочил из-за стола. Секунду или две стояла тишина. Затем Коул положил свою записку на стол и отошел на несколько шагов, отводя взгляд в сторону.
Президент теперь играл роль миротворца.
– Садись, Дентон, садись.
Войлз возвратился на свое место, все еще не спуская глаз с Коула. Президент улыбнулся Льюису, и все сели.
– Все мы находимся в большом напряжении, – бархатным голосом произнес президент.
Льюис говорил спокойно:
– Мы проведем обычную проверку по вашим кандидатурам, господин президент, и сделаем это в строгой секретности. Но вы же знаете, мы не можем контролировать каждого, с кем мы говорим.
– Да, господин Льюис, знаю. Но я хочу, чтобы были приняты дополнительные меры предосторожности. Эти люди молоды и будут долго определять и менять облик конституции, даже после моей смерти. Они стоят на твердых консервативных позициях, и пресса съест их заживо. Они не должны иметь за собой никаких пороков и грехов. Никаких наркотиков, незаконных детей, разводов, неуплаты налогов или участия в радикальных студенческих движениях.
– Да, господин президент. Но мы не можем гарантировать полной секретности наших проверок.
– Хотя бы попытайтесь, о’кей?
– Да, сэр, – сказал Льюис и передал записку Эрику Исту.
– Это все? – спросил Войлз.
Президент взглянул на Коула, который стоял у окна и делал вид, что не обращает внимания ни на кого.
– Да, Дентон, это все. Мне бы хотелось, чтобы проверка этих людей была закончена за десять дней. Я хочу, чтобы вы поторопились с этим.
Войлз поднялся со своего места:
– Вы получите результаты через десять дней.
Каллаган был рассержен, когда стучался в дверь квартиры Дарби. Он был охвачен сомнениями и хотел высказать многое из того, что переполняло его. Но при этом существовало что-то другое, чего он хотел гораздо сильнее, чем небольшой ссоры с выпусканием пара. Она избегала его уже четыре дня, играя в детектива и забаррикадировавшись в библиотеке. Она пропускала занятия, не отвечала на его телефонные звонки и, в общем, бросила его в трудную минуту. Но он знал, что, когда она откроет дверь, он будет улыбаться и забудет, что был брошен.