Дело о преследуемом муже

Гарднер Эрл Стенли

— Где этот мужчина сидел?

— Рядом с нею.

— Слева или справа?

— Справа, конечно. Раз она была за рулем, он не мог сидеть слева от нее, — торжествующе заявила свидетельница.

— Как был одет тот человек?

— Он был без шляпы.

— А что вы скажете про окно с правой стороны машины, окно в двери? Стекло было опущено или поднято?

— Опущено. Стекла не было видно.

— Вы это заметили?

— Да.

— Вы убеждены, что на человеке, сидевшем рядом с моей подзащитной, не было шляпы?

— Мне кажется, не было.

— Вы не

могли это ясно разглядеть или неточно помните?

— Ну, не помню в точности.

— Так почему же вы так хорошо запомнили фасон и форму шляпки моей подзащитной?

— Запомнила, и все!

— Не было ли в ней чего-нибудь такого, что заставило вас запомнить ее голову точнее, чем голову мужчины?

— Я не могла так хорошо разглядеть его голову.

— Его что-то загораживало или дело было в освещении?

— В освещении.

— Он находился в тени?

— Да.

Что бросало на него тень?

— Не знаю.

— Далее. Когда помощник прокурора задавал вам вопросы, разве вы ему не сказали, что в этой машине не было никого, кроме моей подзащитной?

— Как? Нет…

— Пожалуйста, пусть секретарь суда зачитает этот вопрос — видела ли она в машине кого-нибудь еще? — и ответ на него свидетельницы, — попросил Мейсон. — Это был прямой допрос.

Секретарь перелистал страницы.

— Нашел. «Вопрос: „Заметили ли вы в этой машине тогда или ранее еще какого-нибудь пассажира?“ Ответ: „Нет, сэр“.

— Вы это говорили? — улыбнулся девушке Мейсон.

— Ну… Должно быть. Просто я не думала об этом человеке, пока вы меня о нем не спросили. Потом, когда вы меня спросили, я припомнила его. Сейчас я его ясно представляю: сидит рядом с ней, без шляпы, среднего возраста, лет тридцать, наверное.

Что вы скажете о машинах, которые шли вам навстречу? Кто ими управлял?

— Ну, одной машиной управлял мужчина, а другой женщина.

— Вам это известно потому, что кто-то вам об этом сказал или видели это сами?

— Я их видела.

— Все произошло за очень короткое время, за секунду, не так ли?

— Наверное. Что тогда началось… Мы себе спокойно ехали и рассуждали о пьесе, а уже в следующую минуту оказались в такой заварухе!..

— Однако же вы все это видели собственными глазами?

— Правильно.

— У меня все. Только впредь не называйте тридцать лет средним возрастом.

— Мы закончили, ваша честь, — сказал Хэнли, когда в зале утих смешок.

— Могу я взять пятиминутный перерыв? — спросил Мейсон.

Судья Кортрайт кивнул и повернулся к поджидавшему его адвокату:

— Вы хотите о чем-то переговорить со мной, мистер Смит?

Мейсон наклонился вперед и прошептал Стефани:

— Мне очень не хотелось бы этого делать, но вам придется подняться на свидетельскую скамью и все рассказать.

— Ну а что тут плохого?

— Прежде всего, я не люблю прибегать к этому. Но у девицы Лайонз очень живое воображение, к тому же она немного врет, тем не менее ее показания сделали свое черное дело. Возможно, конечно, сейчас она так возбуждена, что не вполне понимает, что делает. Позднее она сможет

восстановить всю картину, но пока что она сама себя гипнотизирует. И говорит уверенно, без колебаний. Судья обяжет вас явиться в суд. В подобных случаях самый разумный ход для адвоката — заставить обвинение выложить все свои карты на стол и… отделаться от всего этого.

— А если судья обяжет меня явиться в суд, что в этом плохого?

— Дело в том, что я хочу заставить их усадить Хомана на свидетельскую скамью. Если вы выступите со своим рассказом, они не осмелятся так скоропалительно закончить предварительное разбирательство и вызовут Хомана для дачи показаний.

Стефани Клэр улыбнулась:

— О’кей, вам и карты в руки!

— Не входите в подробности, — предупредил Мейсон. — Расскажите о том, как этот человек посадил вас в машину, как он пил по дороге, про аварию и про то, как вы увидели его снова в отеле «Гейтвью».

— Вы считаете, после этого они вызовут Хомана?

— Да.

— И это нам поможет?

— Надеюсь. Мне надо решить загадку с убийством, чтобы понять, какая связь между Хоманом и Грили. Я должен узнать, что Грили делал в Сан-Франциско, а если до Сан-Франциско он не добрался, то куда ездил и чем занимался.

— Почему?

— Потому что Грили этой машины не угонял. Грили не из тех, кто крадет чужие автомобили. Если он и пользовался той машиной, то только с разрешения Хомана, а это означает, что последний лжет, утверждая, что его машину угнали. Хоман отправил Грили с каким-то поручением. Грили взял машину с его ведома и согласия. Единственная причина, почему Хоман упорствует в своей лжи, — характер данного поручения. Понимаете?

— И он готов принести меня в жертву ради того, чтобы правда не выплыла наружу?

— Не говоря уже о том, что при этом он сэкономит несколько тысяч долларов.

— Вы хотите, чтобы я отыскала у себя в сумочке этот ключ, так как…

— Нет. — Мейсон покачал головой. — Я хочу, чтобы вы рассказали в точности все, что произошло: как вы обнаружили ключ в своей сумочке, когда я спросил вас о нем в больнице.

— И что вы вернули его мне?

— Да.

— Вчера у меня был Горас Хоман, младший брат продюсера. Сказал, он знает, что я не угоняла машину. Мне показалось, что он очень… ну, заинтересован. Хотел, чтобы я отправилась вместе с ним в «Лунный круиз» на яхте его брата, но потом позвонил мне и сказал, что его брат передумал и не разрешил ему взять яхту.

— Он вам понравился?

— Да, он интересный. Порассказал много всего о закулисной жизни Голливуда. Уверяет, что его брат вовсе не хочет, чтобы у меня были неприятности, так что если меня осудят, они добьются для меня освобождения на поруки.

— Это очень важно. Он разговаривал об этом с братом?

— Уверяет, что именно брат ему это и сказал. Он очень экспансивный молодой человек, не правда ли? Я невольно сравниваю его с Джексоном Стерном.

Судья Кортрайт поставил свою замысловатую подпись на какой-то бумаге и вопросительно взглянул на Мейсона. Тот кивнул, и судья предложил: