Дело о стаях
Шрифт:
— Полчаса. Но ты с этим не пойдёшь.
Слава вопросительно вскидывает брови и получает в ответ недовольно поджатые губы.
— Ты серьёзно думаешь идти на оборотня с пистолетом?
— Я уже ходил на оборотня с ним, — Слава пожимает плечами. — Этот же оборотень ранен и ослаблен.
«Ранен и ослаблен» — пугающие до чёртиков слова, от которых руки сами сжимаются в кулаки, так что короткие ногти впиваются в кожу ладоней.
«Держитесь, пожалуйста…»
— Вот именно. Сам должен знать, как реагирует раненый зверь. Впрочем… Даже если ты предпочитаешь пистолет,
Слава вздыхает, но кивает. Спорить с Германом, судя по его лицу, бесполезно, а времени в обрез. Неизвестно насколько сильно ранен Демид и сколько он ещё продержится.
Лес живёт своей жизнью, не обращая никакого внимания на вторгшихся на его территорию людей, и лишь пошедшая на убыль луна подглядывает из-за ветвей, следя за ними своим ярким глазом. Слава какое-то время тоже смотрит на неё, после чего вновь приходится привыкать к окутанной рассеянным светом темноте. Но он об этом не жалеет.
Неровный молочно-белый диск в небе успокаивает и словно придаёт сил. Становится как-то всё равно на дышащего в спину вооруженного Власа и на замыкающего их маленькую цепочку Потапа, на то, что его самого зажали с двух сторон, а впереди идёт Герман. Никто из них не знает точной дороги, кроме Бурого, ведомого механическим голосом навигатора в наушнике.
Их шаги выбиваются из общей мелодии ночного леса: шуршит опавшая листва под тяжёлыми ботинками, хрустят, ломаясь, случайно попавшие под ноги веточки. Слава слышит эту какофонию, хотя никогда не думал, что настолько чувствует лес. Не любой. А вот тот, похоже, воспринимает его иначе и идётся на удивление легко.
Слава спокойно переступает выступающий из земли корень, тогда как Влас за спиной спотыкается, чертыхыясь, чем вызывает насмешливую улыбку.
Ухает над головой сова, вспарывая воздух мощными крыльями, и плечи идущего впереди Германа каменеют. Где-то пробегает мелкий зверёк. Славе кажется, что все его чувства обострились, а сковывающая всё это время грудную клетку цепь чуточку ослабла, так что дышать становится легче. Он почти ощущает себя в другом месте. В их лесу, где в полнолуние горит маленький жаркий костерок, а его волки снуют меж деревьев чёрными тенями. Славе даже кажется, что он ощущает прикосновение мокрого носа к ладони и тихое недовольное сопение упустившей разбуженную мышку Ани. Но вот чертыхается Бурый и наваждение истаивает. Нет никакого костерка и полнолуния, а затянутая в перчатку ладонь сжимает выданный Германом и наверняка незаконный «макаров».
…— Брезгуешь? — с усмешкой уточняет Герман, когда Слава натягивает найденные во внутреннем кармане куртки перчатки, на удивление его собственные, потерянные прошлой весной.
— Опасаюсь, — возвращает усмешку Слава, прежде чем взять в руки чужое оружие. — Мне бы пристреляться…
— Некогда…
Грудь снова сдавливает невидимыми цепями, и Слава беззвучно шепчет, едва шевеля
Словно в ответ на запрос, Бурый снова чертыхается, сплевывая, и останавливается. Слава понимает это по замершему на следующем шаге Герману и едва не летит носом вперед, когда Влас врезается в спину.
Никто не спрашивает о причинах остановки, и Слава тоже молчит, вслушиваясь в вернувшуюся к своему первоначальному ритму мелодию леса.
— Всё, приплыли, — Бурый снова сплёвывает. — Навигатору хана. Но тут недалеко уже.
В свете луны Слава видит, как Бурый сматывает и прячет в карман наушники, как он разворачивается сообщая:
— Дальше без навигатора, но я здесь бывал уже, не заблудимся.
Слава, почти поблагодаривший лес за помощь, едва не сплёвывает вслед за Бурым.
«Бывал здесь» — досада скрипит на зубах подобно песку, сухая и солоно-горькая.
«Не допусти непоправимого, Лес, — вновь просит Слава вместо благодарности. — Если ты есть, приведи помощь».
Ему просто нужно во что-то верить и даже если раньше он посмеивался над Демидом за подобную веру, то сейчас готов попробовать. Попробовать поверить в хозяина леса. Даже если сломанный навигатор это простое совпадение.
— Идём, — командует Бурый, и Слава послушно встаёт обратно в цепочку, продолжая идти след в след.
«Никогда не бери у леса больше чем тебе нужно и всегда благодари» — всплывают в памяти Славы слова Демида и, проходя мимо дерева, он осторожно касается ствола раскрытой ладонью. Хочется прижаться кожей к шершавой коре, но между ними перчатка.
«Я поблагодарю, только помоги» — просит он, и пальцы соскальзывают со ствола.
Где-то сбоку слышится движение, и они снова замирают, ощетинившись оружием. Слава до рези в глазах всматривается в разбавленную лунным светом темноту, но не видит ни единого движения. Кто-то проходит гораздо дальше возможностей его глаз.
Кто-то…
Движение возобновляется за спиной, будто этот кто-то обходит их по кругу. Слава разворачивается вслед звуку одновременно со словно закаменевшим рядом Власом, но не вскидывает пистолет. Он понятия не имеет, каково тому сейчас, после смерти брата. Слава не знает, но и не стремится узнавать, потому что, идя бок о бок, они всё равно остаются врагами.
Шорох повторяется ещё раз и снова. Но на этот раз он отдаляется, будто зверь наконец-то, что-то для себя уяснив, уходит, то ли по своим делам, то ли стремясь убраться подальше от опасных людей.
— Тут недалеко, — заверяет Бурый, когда они возобновляют движение.
Однако это «недалеко» растягивается надолго. Слава понятия не имеет, сколько проходит времени, вот только луна уже скрывается за деревьями, словно собирается ложиться спать, а они так и не приходят. Будто кто-то водит, подменяя тропу и не давая выйти к цели.
Слава готов бродить здесь до самого рассвета, если это поможет.
— Бурый, — шипит Потап. — Кончай хернёй страдать.
— Меня водит, — шипит сквозь зубы тот, и Слава прячет улыбку в гейторе.