Дело о стаях
Шрифт:
— Раньше не водило, а сейчас чё?
Потап, быстрым шагом добравшись до головы их цепочки, толкает Бурого в плечо. Следом вскрикивает, оступаясь, Влас. Слава инстинктивно реагирует, хватая того за локоть и не давая скатиться в овраг, а поняв это, едва не разжимает пальцы. Однако Влас уже и сам цепляется, выравниваясь и твёрдо вставая на ноги.
— Хорошая реакция, — одобряет Герман, пока Потап с Бурым чем-то занимаются у ближайшего дерева.
Приглядевшись, Слава мысленно чертыхается, вовремя успевая проглотить
«Подношение».
Слава помнит подобные ритуалы в исполнении Демида и прикусывает губу, прежде чем язвительно уточнить:
— Одних убиваете, других задабриваете?
Голос звучит скрипуче и надтреснуто, и Слава сглатывает сухим горлом.
— Просто знаем границы, — бурчит Потап, вызывая у Славы короткий, похожий на кашель, смешок.
«А они есть эти границы? Или вы убиваете только тех, кто слабее?»
Он кривит душой. Сидр был опасен и не был слаб. Никто не слаб, но ко всем можно подобрать ключ.
И это знание горчит на языке.
Водить их перестаёт так же внезапно, как и начинает. Подношение действует, и Слава сглатывает вставший в горле ком, оказавшись перед маленьким тёмным домиком.
Холодок разворачивается внутри маленьким паучком, что оплетает своей паутиной все внутренности и лишь сердце оставляет бухать в груди.
Здесь нет места словам. Лишь жесты и полная тишина.
Хочется закричать, нарушить эту липкую, холодную тишину, где не слышно, кажется, даже ни единого шороха. Будто лес тоже замер в ожидании. Предупредить… Но старый дом настолько тёмен, что закрадывается маленькая надежда, а вдруг он пуст?
Слава облизывает сухие губы, вслед за Потапом подступая ближе к двери, шумно и не таясь. Его должны услышать, они должны уйти, если всё ещё там.
Вот только надежда разбивается о две крепкие фигуры. Оба окна взяты на прицел Власом и Бурым, и лишь Герман…
Слава огладывается, находя Германа в нескольких шагах за своей спиной, и чуть отступает в сторону, уходя с линии возможно выстрела.
«Раз, два» — показывает Герман, и Потап у двери кивает. Слава не видит реакции остальных, хотя и понимает, что они тоже готовы.
«Три» — одними губами заканчивает Герман, и Слава слышит, как что-то приземляется внутри, а потом бухает и щели в рассохшихся досках двери вспыхивают светом.
Послышавшееся изнутри злое рычание отдаёт болезненной вспышкой где-то в солнечном сплетении. Прозвучавшее следом тихое поскуливание прихватывает гарпуном за рёбра и тащит внутрь, вслед за выбившим ногой дверь Потапом, снова впереди Германа, который лишь подталкивает в спину, словно не желает идти вторым.
Свет вспыхивает сразу с нескольких сторон. Яркие фонарные лучи взрезают пыльный сумрак дома, высвечивая ощерившуюся тёмную фигуру, прикрывающую
Слава щерится в ответ, приподнимая под прикрытием гейторы верхнюю губу. Яростно, по-волчьи. И сердце бухает в груди, силясь проломить рёбра, но так и оставаясь на цепи.
Варианты прокручиваются в голове с бешеной скоростью, но верный только один.
У них не осталось времени и помощи ждать неоткуда. К ним не успеют.
«Выбраться отсюда будет чертовски сложно».
Шумно втянув носом воздух и тихо, словно передразнивая, рыкнув, Слава разворачивается, закрывая собой раненого наполовину перекинувшегося Демида.
— Это моя стая, — хрипит он, вскидывая пистолет, и в лицо ему тут же смотрит чёрное дуло. Герман даже не замешкался.
Глава 13
Свет больше не слепит. Охотники неожиданно выключают фонарики, погружая дом в темноту, что на мгновение становится оглушающе полной.
Слава замирает, пружиня на старых, но ещё на удивление крепких досках пола. Ждёт, но, ни выстрела, ни нападения так и не следует.
Тьма рассеивается, сначала давая очертания предметам, потом добавляя деталей.
Никто не сдвинулся с места и тяжёлый пистолет всё так же смотрит ему в лицо.
— А я думал, ты поумнел, — расстроено замечает Герман и Слава переводит взгляд с дула на чужое лицо, не понимая, о чём тот говорит. — Думал, ты понял, что все они всего лишь раковые клетки человеческого рода. Ведь ты убил Таутай-лак. Леонид рассказал мне, как ты вогнал ей в рот металлический прут. Ты убил Сидра, когда он обратился.
Слава сглатывает, вспоминая надвигающуюся на него оскаленную морду, хлопок выстрела и рану без крови. Раны.
— Его убил ты. Не я.
— Тебе осталось только избавиться от этого маленького балласта, — словно не слыша, продолжает Герман с усмешкой. — Две псины и ты освобождён.
Сжимающие пистолет руки подрагивают, но Слава лишь сильнее цепляется за него, прислушиваясь к происходящему за спиной. Однако оттуда не доносится ни звука.
— Я так надеялся, что ты перерастёшь эту глупость.
Холодок пробирается внутрь, запуская свои ледяные пальцы под куртку и ероша морозным дыханием волосы на затылке.
— О чём ты?
— О твоей детской дружбе со щенками.
Из-за спины вновь доносится затихшее было рычание и Герман усмехается, словно радуясь этой реакции.
— Не сверкай глазами, альфа. Ты должен нас поблагодарить. Благодаря нам ты получил эту силу.
Слова как удар под дых. Перед глазами мелькают воспоминания: семья Демида, живая и здоровая, кадры из новостей с россыпью крови на снегу, алой, будто рассыпанные ягоды рябины, разделённая на двоих боль.
Уши закладывает.