Дело о взбесившемся враче (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)
Шрифт:
Все сомнения наши развеял, не поверите, Линкольн Мак-Дауэлл. Вернее, вначале нам всем явилось фамильное сходство реставратора и "привидения": как только Фазиль сел на скамейку рядом с экстрасенсом, стало ясно, что они родные братья. Флибустьер был, конечно, младше и потому еще не приобрел черт законченного проходимца - ему и в бабниках было неплохо!
А потом уже Линкольн попросил Аглаю показать нам одну маленькую бумажку. В ней от имени известного депутата Михаила Салехарда господину такому-то (фамилию предлагалось вписать от руки) предлагалось поддержать проект "Дворцовые
В довершение всего на трубку Володе позвонил ополоумевший Модестов, сообщивший, что он все понял. Мол, Линкольн похож ни на кого иного, как на экстрасенса Влево, а значит, это он косит под привидение в Ораниенбауме, где у него брат Фазиль реставратором трудится. Вот только зачем, он, Модестов, не знает, а если мы на месте не узнаем, то дураки будем.
"Уже узнали, Миша!" - гордо сообщил Соболин и дал отбой. А через час мы дали отбой сами себе в широкой супружеской койке ораниенбаумского "люкса".
Но самое поразительное, друзья мои, в том, что, несмотря на последовавшие громкие разоблачения самодеятельности Салехарда, деньги на свой проект родовитый депутат все-таки получил. Правда, не от города Санкт-Петербурга, а от международного фонда "Дворцовые традиции". И представляли салехардовскую дурь на шикарнейшем ежегодном заседании в Эдинбурге, как рассказывает Обнорский, Линкольн Мак-Дауэлл и его новая жена Аглая.
Дивны дела твои, Господи!
ДЕЛО О ДОЧЕРИ ЦЫГАНСКОГО БАРОНА
Рассказывает Владимир Соболин
"Соболин Владимир Альбертович, 27 лет. Бывший профессиональный актер. После окончания Ярославского театрального училища работал в театрах Казани, Майкопа, Норильска и Петербурга.
В Агентстве журналистских расследований возглавляет репортерский отдел. Мобилен, инициативен, имеет хорошие контакты с сотрудниками правоохранительных органов.
Жена, Соболина Анна, также работает в Агентстве. Некоторое время отношения между супругами были на грани развода, но в последние месяцы нормализовались, что благоприятно сказалось на рабочем климате в "Золотой пуле "".
Из служебной характеристики
Поезд тронулся. Зейнаш выждала паузу и заголосила:
– Люди добрые! Проявите милосердие к беженцам, кто сколько сможет, помогите нашим детишкам...
Два чумазых пацаненка держались за край ее юбки и угрюмо смотрели в пол. Чумазая трехлетняя девочка ерзала у меня на плечах и теребила мою тюбетейку.
Теперь настал мой сольный выход. Я набрал в легкие воздуха и воскликнул - страстно, с чувством, вспомнив уроки своих мастеров в театральном:
– Поверьте, люди добрые, не от хорошей жизни к вам обращаемся,
Наша процессия медленно двигалась вдоль вагона мимо равнодушных пассажиров. Давали мало - кто мелочь, кто червонец.
Внезапно я почувствовал, что меня сейчас прожгут взглядом. Прямо напротив сидела Марина Борисовна Агеева и изумленно на меня таращилась.
– Вай, гражданочка,- обратился я к ней,- ради Христа прошу, помоги деткам!
Потрясенная Агеева достала кошелек и вытрясла всю мелочь в ладони нашему пацаненку.
– Дай Бог тебе здоровья, красавица, умница, ненаглядная,- поклонилась ей Зейнаш, и мы покинули вагон, оставив Агееву гадать - то ли ей это снится, то ли у Соболина появился брат-близнец.
– Не упоминай Христа,- рассмеялась Зейнаш.- Мы ведь мусульмане, забыл?
Следующий поезд мы пропустили - туда закатился на коляске безногий парень в камуфляже, пусть работает. А вот этот поезд - наш.
Я вздохнул, взял на руки девочку и вошел в вагон вслед за Зейнаш.
***
Кто сказал, что быть нищим легко?
К вечеру я чувствовал себя так, будто пробежал марафонскую дистанцию. Или отыграл подряд десять "елок". Или отдежурил в своем репортерском отделе трое суток без перерыва.
Расположившись возле Витебского вокзала, взяв себе по пиву и шаверме, а детям пирожки и лимонад, мы с Зейнаш пересчитали выручку. Шесть тысяч рублей! Или - двести баксов. Неплохо...
– Четыре тысячи мы отдаем Гульнаре, а на остальное - гуляем!подмигнула мне Зейнаш. И, оставив меня с детьми, убежала на вокзал.
Через десять минут она вернулась - в джинсах, блузке приталенной кожаной курточке, туфельках. Волосы - в хвост, аккуратный макияж...
– Ну, что уставился?- улыбнулась девушка, довольная произведенным впечатлением, и опустила рядом со мной хозяйственную сумку.- Давай сбрасывай свое барахло.
С трудом справившись с потрясением от нового облика Зейнаш, я скинул халат, завернул в него тюбетейку. Вот он снова я - Владимир Соболин, собственной персоной.
А вот и Гульнара - сухопарая молчаливая женщина. Минут пять они разговаривали с Зейнаш на своем тарабарском языке, после чего Гульнара, вздохнув, взяла сумку и удалилась вместе с детьми.
– Знаешь, куда мы сейчас едем?
В клуб "Метро"!- заявила мне Зейнаш.- Я там не была целый год.
– И даже не знаешь, что он стал трехэтажным?
– Конечно, нет!- закричала девушка и потащила меня ловить тачку.
Через полчаса, танцуя с Зейнаш под "техно", я почувствовал, что усталости как не бывало. Может, потому что мы выпили по банке энергетического напитка, называемого "батарейкой", и по полтинничку водки? Вспышки выхватывали из полутьмы тела танцующих.
Стоп-кадры шли вереницей. Я не мог отвести глаз от точеной фигурки Зейнаш, от ее смуглой кожи, смеющихся миндалевидных глаз, серебряных браслетов на тонких запястьях, двух небольших полушарий под блузкой. На шее Зейнаш покачивалось ожерелье из волчьих клыков. Я старался коснуться ее в танце, но она все время ускользала от меня. Ах, Зейнаш, смутный объект желания...