Дело о взбесившемся враче (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)
Шрифт:
– Что лыбишься?.. Света, ты вообще понимаешь, что бы было, если бы они тебе наркоту подбросили?
– Некуда было.- Я провела руками по блузке и юбке.
– "Некуда",- передразнил шеф.- Они бы нашли. И сам министр бы потом не помог... Нет, надо всех баб увольнять. Кроме Ксюши. Она - единственный преданный человек. И смотрит всегда с любовью, в отличие от вас, Светлана Аристарховна.
– Вот и послали бы свою Ксюшу по грязным чердакам и подъездам за наркодилерами охотиться.- Мне было физически некомфортно
– Все! Хватит!- опять взъерепенился шеф.- Оставляю в Агентстве Кольку, Лешку, Каширина, Князя... С вами, бабами, лишь тогда спокойно, когда вы с абортами по больницам валяетесь.
– У меня было воспаление легких,- поправила я.
– Зав-го-род-няя! встал из-за стола Обнорский.- Дуй в свой отпуск, который у меня с утра для тебя Скрипка выбивает (что у тебя с ним?- к слову), и чтобы я тебя неделю не видел. А через неделю сдашь материал про Офицерский. Думаю, антуража и правды жизни тебе хватит.
– ...Ну что? Попросила прощения?- перегородила мне дорогу в приемной Ксюша.
– Ах, прости, дорогая. Не успела.
Очень спешу.
– Куда?
– Да у нас в тюрьме сейчас макароны дают.
* 3 *
ПАУЗА ЗАТЯНУЛАСЬ.
Кофе был выпит, и он повел меня осматривать второй этаж. Я знала, что мы неуклонно приближаемся к спальне.
И вот эта светлая комната, где по полу пляшут солнечные блики из-за распахнутых занавесок. Он неслышно подходит сзади и прижимает к себе.
Я люблю этот пронзительный миг ПЕРЕД...
***
Я ехала к Василиске на дачу, смотрела в окно электрички и поражалась, как за эти полтора месяца, что я пролежала в больнице, все изменилось. В садах зрели яблоки. Женщины на перронах торговали ранней смородиной и молодой вареной картошкой с укропом.
А тогда, в конце мая, сады еще только зацветали, деревья стояли полупрозрачными.
События того майского Валаама уходили в прошлое, а я, сама того не желая, слишком часто вспоминала героиню минувшей криминальной драмы - Мэри Блад. Эту полусумасшедшую ученую (в моем понимании, конечно, ведь экспертиза признала ее вменяемой).
Эту красавицу с черными гладкими волосами и бутылочного цвета глазами.
Состава преступления в действиях Марии Эдвардовны не обнаружили. Не было ни врачебных ошибок, ни незаконного лишения людей свободы, ни похищений, ни принуждения людей к изъятию органов. Наркотиков в частной клинике на Валааме тоже не обнаружили. Следствие длилось долго, но доказать ничего не смогли. Отсидев два месяца в следственном изоляторе, Мэри снова стала свободной. Как говорили, она уехала за границу.
Но почему же тогда мне все время казалось, что что-то я сделала не так...
Свои лихорадочные воспоминания о Мэри я объясняла затяжной ремиссией после болезни.
***
Вышел месяц из тумана. Противненький такой, рогатый. И в это время
– Ежик! Мама, Света, сюда!
Ежик!
Господи Боже мой! Ежа, что ли, никогда не видели? Нет, все-таки эти дачники ненормалйные. Над каждым мотыльком ахают, лягушки скользкие их приводят в умиление, возвратные заморозки в конце мая способны вызвать инфаркт. Сегодня, например, Василисина мама, Нина Дмитриевна, поочередно тыкала меня носом в какие-то колючки и приговаривала: "Светочка, ты только посмотри, это у меня монарда зацветает. А это, не поверишь, синеголовник..." Да верю я, верю, только не надо носом-то...
И Васька такая же. Зарекалась я вообще ездить в ее Петровку. Да только они со своей мамой решили, что мне после больницы нужны деревенский воздух, парное козье молоко (блевотина, пахнущая козлом!) и клубника с грядки.
И мою маму подговорили: "Поезжай, Светик, раз у тебя с Василиской отпуск совпал..."
Вообще-то я люблю бывать везде, где асфальт. Деревня меня не прельщает по определению. Тем более - садоводства. Ходишь по струнке между грядками ни присесть, ни прилечь. И ноги всегда в пыли. И туалет - на улице.
О, эти деревянные будки со щелями и с "очком" в центре...
С клубникой меня тоже надули.
Клубника - моя слабость. Могу есть ведрами, и даже без сливок. Но почему наша ленинградская ягода вечно такая кислая?
А тут еще этот ежик в тумане.
***
Я услышала странный треск, когда вконец растаявшая от умиления Васька помчалась в дом за молоком для ежа - Кузи. Почему - Кузи? Бред какой-то.
Еж был какой-то полунатуральный - сам шел в руки, а на его иголках посверкивали странные белые крупинки.
– Васька, а чего это он в муке?
Или - в пудре сахарной?
Мать с дочкой продолжали повизгивать, тыкая Кузю ивовым прутиком.
Потом Нина Дмитриевна взяла его в руки и начала обнюхивать, смешно втягивая в нос воздух.
– Не пахнет. Это он, наверное, Светочка, мешок с известкой в сарае порвал: я извести купила - с хвощом бороться...
Да, так вот, я услышала этот странный треск и выглянула из-за старой яблони. Высоко к небу тянулся черный столб дыма. Где-то вверху, в вечернем небе, он размывался в очертаниях, зато снизу отсвечивал зловещим красным.
Таких шашлыковых костров не бывает.
– Вась, горим, что ли?
Василиска отставила блюдце и взобралась на скамейку.
– Ой, мамочки... Пожар!
Через минуту мы уже бежали по параллельной с Васькиной улице в направлении столба дыма. Васька - из-за страха (сушь стояла великая, в шесть часов вечера температура с тридцати градусов еще не начала падать), я - из любопытства: деревенский пожар - зрелище, как говорят, страшное (даже у Васькиного дома было слышно, как "стрелял" горящий шифер).