Дело об императорском пингвине (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)
Шрифт:
– Как же? А для господина журналиста. Извините, не расслышал вашего имени-отчества,- обратился он ко мне.
Виктор Михайлович. Только я, к сожалению, вынужден буду отказаться. Мне еще работать сегодня.
– Да ладно, Вить. Нам с Александром Евгеньевичем, между прочим, сегодня тоже еще работать,- веско сказал Филиппов.- Но по чуть-чуть, за содружество, так сказать родов войск, и вообще для профилактики, выпить можно.
– И нужно,- подтвердил Синюшников, доставая из сейфа три неопрятного вида стакана.
Пить водку в самый разгар рабочего дня, да еще по такой жаре, да еще и с ментами -
– И не вздумай даже отлынивать.
Ты ко мне пришел за помощью, за информацией. Я тебе помог. Информацию ты получил. Так где же твоя человеческая благодарность? Что ж тебя два заслуженных ветерана, опера, два майора, наконец, теперь должны как красну девку уламывать? Дают - бери, бьют - беги. Не поверю, что Обнорский у себя в конторе таких людей держит, которые даже сто граммов выпить не в состоянии...
"При чем тут Обнорский?" - успел подумать я, до того как Синюшников протянул мне стакан и огурец. Ладно, хрен с ними. Все равно ведь не отвяжутся. И... понеслось...
***
Я вышел из отдела где-то в начале седьмого. Хоть убей - не помню, почему сидели так долго, о чем говорили и как появились вторые 0,75.
Помню лишь, что из отдела я отправился на Витебский, горя желанием набить морду всем зугдидским, которые встретятся на моем пути. Поскольку на следующий день на моем теле никаких следов от побоев не оказалось, наши пути, видимо, в тот день все же не пересеклись. Потом, помнится, я какое-то время торчал у "Пятого колеса". Следил за беспризорниками, пытаясь узнать в них своего.
Пытался даже поймать парочку, но они оказались гораздо проворнее меня и убежали.
Каким-то образом я все-таки добрался до дома и даже сумел самостоятельно раздеться. Об обещании отзвониться Спозараннику я, естественно, забыл. Зато перед тем как окончательно отрубиться, оказывается, успел записать на подвернувшейся газете внезапно пришедшую в мою пьяную голову абсолютно трезвую мысль. Я узнал об этом только утром, после того как газета совершенно случайно попалась мне на глаза.
С трудом разбирая собственные каракули, я прочитал:
Водка, жара и менты - это абсолютно несовместимые вещи.
***
На следующий день я сумел дотащиться до Агентства только к полудню. Нажираться два дня подряд - это явный перебор. К тому же мой организм, по-видимому, совершенно отвык от подобных нагрузок: и он, и я чувствовали себя отвратительно.
До конторы я снова добирался общественным транспортом, поскольку вести машину в подобном состоянии было бы полным безумием. К тому же наш горячо любимый президент, похоже, обосновался в родном городе надолго (а к чему это может привести, мне уже довелось испытать на собственной шкуре). Последнюю стометровку по Зодчего Росси я преодолевал мучительно долго, мысленно представляя себе процесс неизбежного объяснения с Глебом. Да и Скрипка наверняка попытается продолжить парить мне мозги по поводу утраченного пейджера.
Первым еще на лестнице мне попался охранник Григорий. Раскрасневшийся и потный, он смолил свой извечный "Беломор" и, увидев меня, радостно заулыбался.
–
– Чего там у нас опять стряслось?
– Да они с этим переездом окончательно свихнулись-. Марине Борисовне не нравится, как у них в кабинете расставили мебель. Ей, видите ли, не так уютно, как было раньше.
И Горностаева туда же: шкаф хорошо бы сюда, стол развернуть, сейф передвинуть. Я уже замудохался с этой мебелью. Главное, сами еще не знают, куда чего поставить. Ты, мол, Гриша, двигай, а там посмотрим.
А мне, между прочим, еще и за дверью следить надо,- обиженно закончил он.- Потом сам же Обнорский на меня и наедет, если опять какой-нибудь шизик проскочит.
– Гриша, вы там скоро,- откуда-то сверху раздался голос Агеевой.- Мы тут с Валюшей, кажется, придумали наиболее оптимальный вариант.
Вслед за голосом объявилась и сама Марина Борисовна.
– Ой, Виктор, и вы тоже здесь.
Как хорошо. А то мы Гришу уже совсем загоняли.- Гриша натужно выдохнул и, загасив хабарик, просительно взглянул на меня:
– Вить, поможешь, а?
– Ну пошли. Миллионера из меня не вышло, придется переквалифицироваться в грузчики.
В конце концов, рассудил я, шкафы двигать - это вам не со Спозаранником общаться. Дурное дело - не хитрое.
В архивно-аналитическом отделе Завгородняя что-то эмоционально рассказывала Горностаевой. Валентина поздоровалась со мной довольно приветливо, а вот Светка, наоборот, поморщилась и удостоила меня едва заметным кивком головы. После того, как она узнала про наши отношения с Татьяной, некогда бурный роман, апогеем которого стала поездка к Красному озеру, был похоронен окончательно и бесповоротно. Попыток реанимировать его я уже не предпринимал. Хотя от созерцания Светки получал удовольствие по-прежнему. Потому как, безусловно, было что созерцать.
Между тем Агеева стала раздавать нам ценные указания:
– Мальчики! Гриша, Витя! Вот этот шкаф с книгами нужно поставить к стене, а стеллажи перенести поближе к центру комнаты. Только аккуратнее, ради Бога, постарайтесь не царапать пол, он и так выглядит ужасно. А я пока подумаю, куда лучше повесить Обнорского - здесь он совершенно не смотрится.
Марина Борисовна сняла со стены портрет живого классика и принялась тщательно вытирать запылившийся застекольный образ, тихонько напевая при этом Бог весть кем сочиненную песню:
Парней так много холостых
В РУБОПе на Чайковского.
Вот только все они менты,
А я люблю Обнорского...
Мы же покорно занялись физкультурой. Пользуясь отсутствием начальства, Завгородняя с Горностаевой курили у открытого окна, и Светка продолжала возмущаться:
– ...Нет, ну ты представляешь, Валька, какой гад! Расписал мне по телефону: тяжкие телесные, смертельный исход, эксклюзив. Я, как дура, ночью ловлю тачку (заметь, на свои кровные), тащусь на эту чертову Разъезжую. И что в результате? Трое черных избили четвертого такого же. Подкараулили его у подъезда и просто банально избили. Правда, хорошо так избили, неслабо. Но не убили же! А этот гад, Хижняк, старший опер из РУВД, меня там во дворе поджидает. Еще и улыбается.