Дело очаровательной попрошайки

Делла Стрит просительно посмотрела на Перри Мейсона:

– Пожалуйста, примите ее, шеф.

Мейсон нахмурился:

– У меня на десять тридцать назначена встреча, Делла, а перед тем надо бы… Ладно, не хочу портить тебе с утра настроение. В чем там дело?

– Она только что вернулась в Лос-Анджелес из Азии, по-моему из Гонолулу. У нее письмо от ее дядюшки, в котором тот велел ей связаться с вами немедленно по возвращении, даже не заезжая домой.

– Она не посылала телеграмму с просьбой принять ее? – спросил Мейсон.

– Она не такая. Ей года

– Так ей было велено повидаться со мной сразу по прибытии?

– Точно. Ее дядя, Горас Шелби, написал ей письмо и…

– Что сказано в письме?

– Не знаю. Она сказала, что ее дядя не разрешил ей показывать это письмо никому, кроме Перри Мейсона.

Мейсон вздохнул:

– Ладно, зови ее. Я постараюсь быстренько отделаться от нее и…

Не дослушав до конца фразу, Делла выскочила в приемную.

Мейсон усмехнулся. А через минуту он уже поднялся навстречу прелестной молодой особе, которую привела Делла.

– Это Дафния Шелби, – представила она, потом повернулась к девушке: – А это мистер Мейсон.

Дафния задумчиво пробормотала приветствие, открыла сумочку, вынула из нее конверт и сказала:

– Большое вам спасибо, мистер Мейсон, что вы согласились меня принять. Полагаю, что мне следовало послать телеграмму, но я так расстроилась, что просто об этом не подумала… Простите меня, я постараюсь не отнимать у вас лишнего времени и объясню все как можно короче.

Делла протянула письмо вместе с конвертом адвокату.

Мейсон взял его, внимательно приглядываясь к Дафнии.

– Не присядете ли? – предложил он.

Она робко опустилась на простой стул наискосок от письменного стола адвоката, а не на удобное кожаное кресло, предназначенное для посетителей.

Мейсон продолжал задумчиво рассматривать ее.

– Сколько вам лет? – спросил он.

– Двадцать два.

– Вы хотели меня видеть по настоянию вашего дядюшки?

– Да. Гораса Шелби.

– А ему сколько?

– Семьдесят пять.

– Он ваш родной дядя?

– Да, – ответила Дафния, отмечая про себя приподнятые брови адвоката, – я дочка Роберта Шелби, который был на пятнадцать лет моложе брата.

– Ваш отец жив?

– Папа и мама у меня погибли в автомобильной катастрофе, когда мне был один год. Меня забрал к себе дядя Горас, и я выросла в его доме.

– Он женат?

– Нет, он вдовец, но у него была замечательная экономка, на которой лежало все хозяйство. Мне она заменяла мать.

– Она все еще работает у него?

– Нет, она умерла два года назад… Пожалуйста, мистер Мейсон, прочтите письмо, и тогда вы увидите, что дело не терпит отлагательств.

Письмо было написано чернилами, коряво и нервно, что свидетельствовало о почтенном возрасте автора.

Начиналось оно так:

Попроси Перри Мейсона составить завещание, по которому все мое состояние переходит к тебе. Завещание должно быть ясным, коротким и готово как можно скорее. Когда мистер Мейсон все сделает, пусть он приедет ко мне домой его подписать. Попроси его захватить с собой необходимых свидетелей. Пускай он передаст это завещание при первой же возможности. Я подпишу его и верну Мейсону. Никто, кроме мистера Мейсона и свидетелей, не должен знать, что он явился подписать подготовленное завещание. В данном деле необходимо соблюдение абсолютнейшей тайны.

И помни, Дафния, что бы ни случилось, я тебя очень люблю.

Мейсон читал письмо, все сильнее и сильнее хмурясь.

– Действительно, похоже на то, что дело срочное. Вы не имеете представления, что это может быть?

– Только то, что написано в письме, это было прислано мне в Гонолулу. Я ездила в Гонконг на три месяца отдохнуть. Решили, что мне это не помешает.

– Кто решил?

– Дядин брат Борден и его приятель.

– Борден Шелби?

– Нет, его фамилия Финчли. Он его сводный брат. Они с женой приехали навестить дядю Гораса. Он привез с собой своего приятеля Ральфа Экветера, и поскольку тетя Элина была там…

– Тетя Элина? – спросил Мейсон.

– Это жена Бордена. Она обещала заняться хозяйством. Они изо дня в день повторяли, что я переутомлена и что мне необходимо хорошенько отдохнуть. Ну, я и поехала в морское путешествие, дабы «позабыть обо всем, кроме самой себя».

– Вас не было несколько недель?

– Почти три месяца.

Мейсон протянул руку:

– В письме чек, не так ли?

Она отдала ему бумажный квадратик:

– Вот он.

Мейсон взглянул на чек, резко выпрямился на стуле, свел брови в одну линию и, посмотрев еще раз, сказал:

– Это чек на сто двадцать пять тысяч долларов.

– Знаю…

– Ну и что вы думаете?

– Я ничего не понимаю.

Мейсон сжал губы:

– Совершенно очевидно, что вашего дядю что-то тревожит…

Он взглянул на часы:

– Хорошо, пойдемте в банк и реализуем чек. Вас там знают?

– Да. Я всегда занималась дядиными банковскими делами.

– Достаточно ли у него денег на счете, чтобы мы могли предъявить такой чек?

– Когда я уезжала, там было около ста сорока пяти тысяч. Я вела все его книги учета, платила по счетам… ну и все прочее.

– Но счета он подписывал сам?

– Ну а как же?

Мейсон обеспокоенно посмотрел на Деллу.

– У меня встреча в десять тридцать, – сказал он, – пожалуйста, извинись за меня, мне придется неожиданно отлучиться, так что я немного задержусь… Теперь вот какой вопрос. Что вы хотите сделать с этими деньгами, Дафния? Нельзя же бегать по городу с такой огромной суммой в кармане.

– Нет, нет. Дядя же пишет в письме, что деньги должны лежать у вас, и хотя я могу ими пользоваться, но так, чтобы про это никто не знал.