Дело передается в суд
Шрифт:
— Если не враг, — объяснил Лавриков свою мысль Парадиевой, — то просто кто-нибудь, с кем у вас, скажем, неважные отношения.
Лидия Васильевна пожала плечами:
— Мне это неизвестно. Есть несколько человек, с которыми я состою, если можно так выразиться, в служебном конфликте. Ну, еще кое с кем не лажу в нашем домохозяйстве. Но это же не причина для того, чтобы резать мой ковер или царапать полированную мебель.
Она подумала еще немного и добавила:
— Кое-кто, конечно, завидовал моей обстановке.
Она горделиво обвела рукой свою комнату, тесно, не по-современному заставленную тяжелой, громоздкой мебелью. На
— В особенности старший брат моего покойного супруга, — продолжала Парадиева. — Он даже осмелился заявить, что я ускорила смерть мужа, заставляя его слишком много работать на эту, как мой милый родственничек выразился, «проклятую мебель».
— Так, может быть, он и побывал в вашей квартире, пока вы ходили в магазин? — спросил Лавриков.
Лидия Васильевна остолбенело посмотрела на него. Постепенно до нее дошел смысл его слов, и она захохотала.
— Вы понимаете, о чем вы говорите? — наконец смогла она произнести, отдышавшись и вытерев выступившие на глазах слезы. — Он слишком для этого стар, да кроме того, кажется, уже месяц лежит в больнице с приступом язвы.
— А кто мог знать, что вы идете в магазин и что это займет у вас не меньше часа? Кстати, вы ведь были одна в квартире?
— Одна. Соседи на выходной уехали за город. А догадаться о том, куда я пошла, было не так уж трудно по моей продуктовой сумке. Магазин наш вот уже полгода на ремонте, и за продуктами приходится ходить довольно далеко. По воскресеньям там бывают очереди, так что меньше чем за час никак не управиться.
— Все это, конечно, ясно, — задумчиво протянул Лавриков. — Но ясно своему, живущему где-то здесь, рядом с вами, тому, кто хорошо знаком со всем тем, о чем вы сейчас рассказывали.
— Кто же мог видеть меня, когда я выходила из дома? — размышляла вслух Парадиева. — И при этом еще знать, из какой я квартиры и что соседи за городом? На лестнице я ни с кем не встретилась, во дворе… постойте, — мальчишки, конечно, мальчишки. Они всегда толкутся в нашем дворе. У них здесь что-то вроде штаб-квартиры.
— Это мальчишки, — сказал Лаврикову присутствовавший при разговоре усатый дворник Максимов. — Черт бы их побрал, проклятых!
От него немного пахло водкой, и, стыдясь оперативного уполномоченного, он говорил в сторону, стараясь не дышать на него.
— Я их гоню со двора, а они только смеются надо мной. И в карты они здесь играют, и песни неприличные поют…
Он хотел еще добавить, что и водку пьют, но потом решил эту тему лучше не затрагивать.
— Конечно, мальчишки, — подтвердила председатель товарищеского суда домохозяйства Ольга Павловна Петухова, с которой Лавриков встретился, выйдя из квартиры Парадиевой. — Кто же еще? Они и на убийство способны, я нисколько в этом не сомневаюсь. И что мы только ни делали, чтобы отвадить их от нашего двора. Даже скамейки пробовали убирать, да только это не помогло. Собираются у нас всякие проходимцы со всей улицы. И чем им только наш грязный двор так приглянулся?
…Выполняя задание Кунгурцева, с тортом и букетиком фиалок я вхожу во двор дома, где живет Парадиева. Мрачный, затхлый, полутемный колодец. Солнце спускается сюда не часто, и лужи здесь почти никогда не высыхают. Три чахлых деревца бессильно опираются на колышки, вбитые
— Где здесь десятая квартира?
Ребятам явно не до меня, и мне приходится повторить свой вопрос.
Наконец один из них, не принимающий участия в игре, с огромной огненно-рыжей шевелюрой, удостаивает меня ответом:
— Вой на той лестнице, на четвертом этаже.
Через пять минут я возвращаюсь обратно. На лице у меня написано огорчение.
— Не повезло, — говорю я рыжему пареньку. — Ее нет дома.
— Подождите, придет, куда она денется, — не слишком вежливо отвечает он мне, не отрывая взгляда от игры.
Это как раз то, что мне нужно. Я сажусь на край скамейки и вынимаю газету.
Мне двадцать четыре. Им — по шестнадцать-семнадцать. Не такая уж и маленькая между нами разница: в этом возрасте ведь каждый год имеет значение. Но мне нужно найти с ними общий язык. Я обязан это сделать, иначе не выполню задания Кунгурцева. А какое, собственно, задание он мне дал? У нас нет серьезных оснований считать, что кражу в квартире Парадиевой совершили эти подростки. В принципе, конечно, такое могло случиться, но ведь никто из высказавших это предположение — ни Парадиева, ни дворник, ни председатель товарищеского суда — не смогли представить в его защиту ни одного мало-мальски убедительного довода. Все же, хотя поисками преступника занимается главным образом оперативная группа во главе с Лавриковым, я должен проверить версию с мальчишками.
— И кроме того, — сказал мне Кунгурцев перед тем, как я вышел на задание, — если эти предоставленные самим себе ребятишки еще не воры, то они могут ими скоро стать. Посмотри, что можно для них сделать. Надеюсь, ты не забыл, что главная задача милиции — не раскрывать преступления, а предотвращать их.
Теперь я должен найти общий язык с мальчишками, играющими рядом со мной в карты. Когда я был таким, как они, я удивлялся взрослым, которые не могли понять меня и моих приятелей. Мне казалось, что через много-много лет, даже в пятьдесят, я сумею остаться своим в любой компании мальчишек. Увы, это оказалось одним из многих моих заблуждений. Сейчас мне двадцать четыре, и я не представляю себе, о чем могу разговаривать с этими ребятами, такими, каким был я сам всего восемь лет назад.
На первый взгляд они очень похожи друг на друга. Все юные, вихрастые, задорные. Но стоит только немного к ним присмотреться — и убеждаешься, что они очень разные. Разные по манерам, поведению, по тому, как играют в карты и даже по тому, как к ним относятся остальные.
Вот, например, коротышка в голубой бобочке на «молнии». Ребята относятся к нему пренебрежительно. За десять минут, что я здесь сижу, никто ни разу не обратился к нему по имени. Играет он очень осторожно, даже трусливо и все-таки проигрывает. Игра идет на деньги. Когда он выигрывает, то смеется визгливым, бабьим смехом. Но смеется он все реже и реже, потому что играть ему больше не на что.