ДЕЛО «ПЕСТРЫХ»
Шрифт:
— Так зачем связываться?
— Тебе того не понять.
— Нет, понять!
— Смотри-ка! — Папаша пристально поглядел на него своими немигающими, навыкате глазами.
Митю будто холодом прохватило от этого взгляда.
— Что ж, хлопчик, трошечки скажем. Может, и уразумеешь. Поглядим, поглядим, это даже полезно. Так вот. Денежки мне их не нужны. Мне требуются они сами. Чуешь? Если мы по их этому самому приговору девчонку завалим, то баста, они от нас никуда не уйдут. Мы ими вертеть будем, как хотим. А нет, тюрьмой пригрозим. У нас документик, а мы его, мол,
Папаша говорил тихо, неторопливо, смакуя каждое слово, а его немигающие белесые глаза неотступна и испытующе следили за Митей, будто сторожа каждую его мысль, каждое движение.
А Митя, слушая старика, чувствовал, как по капле вливается в его душу растерянность и глухая безысходная тоска. Потом над всем этим начала расти волна страха: он не хотел, не мог убивать неизвестную ему девушку. Митя вдруг ожесточился:
— Тому не бывать. Мы этих субчиков и по-другому за жабры возьмем.
— По-другому не возьмешь, — как бы подзадоривая его, возразил старик.
— Голову-то мне не дури, — враждебно блеснул глазами Митя. — Я на такое дело не пойду.
— Ты, может, и вовсе завязать решил? — со скрытой угрозой спросил старик.
— Нет, почему же… Я того, что другое… — смущенно пробормотал Митя.
— Ну то-то же! А что касается той девицы, что ж, может, и в самом деле отставить? — неожиданно усомнился старик.
— Так-то оно лучше будет, — хмуро ответил Митя. Но теперь он уже не верил ни одному слову Папаши.
— Пускай так, — согласился тот. — Топай сейчас к Федьке Дубине. Чтобы завтра к вечеру был здесь, у меня. Ты вот что. Завтра после обеда пойдешь с нами по одному дельцу. А вечером надо будет найти одного мужичка. Сейчас я тебе это растолкую.
Он принялся подробно объяснять, что Мите предстояло сделать. Митя не переставал хмуриться.
— Сегодня у нас понедельник, — закончил Палаша. — Велишь ему машину подать в среду, на худой конец в четверг, а семь часов вечера, куда я приказал. На это дело ты тоже поедешь с Федькой и вот с этим, — он кивнул в сторону Пита. — Его слушать будешь.
— Зовут-то как? — спросил Митя, недружелюбно взглянув на спящего.
— Кличка его… — Папаша на минуту задумался. — Кличка — Иван Утка. Вор знатный. Ну, все уразумел?
— Будет сделано.
— Вот и добре, вот и ступай себе, — усмехнулся старик и будто между прочим спросил: — А на заводе-то как дело двигается?
— Никак еще, — насупился Митя, — не успел.
— Ну и ладно. Так ты ступай, ступай.
Старик почти ласково выпроводил Митю из дому и тщательно запер за ним дверь. Возвратившись в комнату, он поглядел па Пита, уже пересевшего к столу, и мрачно спросил:
— Слыхал?
Пят кивнул головой и недовольным тоном, в свою очередь, спросил:
— Зачем навязал мне его?
— Это хлопчик опасный. С ним кончать будем.
— А как?
— А вот как. Услуга за услугу.
Старик придвинулся к Питу.
В тот день Лена возвратилась из института
В квартире тишина: отец на работе, Лена прошла в свою комнату и прилегла на тахту, закинув руки под голову.
Через минуту она нетерпеливо посмотрела на часы. Как далеко еще до вечера. Сережа вернется с работы не раньше семи. А может быть, позвонить ему туда? Так хочется поскорее сообщить новость, обрадовать его. Он, конечно, обрадуется. А вдруг он в субботу занят?
Она поспешно поднялась с тахты и побежала в кабинет отца, где стоял телефон. Набрала номер.
— Сережа?
— Лена? Здравствуй, — прозвучал в трубке радостный голос Сергея.
— Я тебя не оторвала, Сережа?
— Нет, что ты!
— Мне не терпелось тебе сказать. Я достала билеты в Большой театр на «Руслана и Людмилу». В субботу. Пойдем?
— Конечно, пойдем. А ты что сегодня делаешь?
— Сейчас пойду проведаю Прасковью Осиповну. А в шесть зайдет Игорь Пересветов. Мы ведь готовимся к районному смотру. Знаешь, Сережа, он так увлечен этим, да и все ребята, я просто не думала. Готовим новую программу ШТИМа.
— Это хорошо. Но ты за ним все-таки посматривай.
Они болтали еще минут пять. Потом Лена переоделась, достала из буфета испеченный еще накануне бисквит, захватила с отцовского стола свежие газеты и «Огонек». Ода все время что-то напевала и улыбалась. На душе было легко к весело. Как обрадовался Сережа ее звонку! Хоть бы краешком глаза посмотреть, как они там работают. На столе Лена оставила записку: «Я у Прасковьи Осиповны».
Через минуту она уже входила в небольшую, очень чистенькую и уютную комнатку. Всюду лежали и висели белые, туго накрахмаленные салфетки с узорчатыми краями, похожие на большие снежные хлопья.
Ее встретила Прасковья Осиповна, невысокая, полная старушка с добродушным, румяным лицом и широким носом, на котором косо сидели очки.
Лена прежде всего побежала на кухню, поставила чайник, потом уселась к столу и принялась вслух читать газету. Четвертую полосу, как всегда, она прочитала всю, не пропуская ни одной телеграммы. Прасковья Осиповна, сняв очки, внимательно слушала, время от времени комментируя мировые события.
Потом сели пить чай, и старушка завела речь о сыне. Лена достала из старой шкатулки, стоявшей на буфете, его письма и в который уже раз начала перечитывать их вслух.
В этот момент в передней раздались звонки.
— Три раза, — удивилась Лена. — Это к вам.
— Господи, кто ж такой? — забеспокоилась Прасковья Осиповна.
Между тем соседка отперла парадную дверь, в коридоре зазвучали голоса, и через минуту в комнату постучали.
На пороге появился высокий худощавый человек в сером пальто с черным каракулевым воротником. В одной руке он держал шапку, в другой — потрепанный коричневый портфель.