Дело по обвинению. Остров Медвежий

Маклин Алистер

– Ради бога, папа, не смотри на меня так, будто я отправляюсь в притон курить опиум. Мы только собираемся немножко потанцевать...

– Что это за мальчики? – спросил Хэнк.

– Да просто соседские ребята. Вообще-то, все они дураки, кроме Лонни Гейвина. Он еще ничего.

– Что ж, хоть это утешительно, – сказал Хэнк и подмигнул Карин. – А почему бы тебе не пригласить его как-нибудь к нам домой?

– Да что ты, папа! Он ведь у нас был уже сто раз.

– Почему

же я его не видел?

– Готовился, наверное, к выступлению или задавал взбучку какому-нибудь свидетелю.

– Это вовсе не смешно, Дженни, – сказала Карин. – Твой отец не бьет своих свидетелей.

– Я знаю. Это просто эвфемизм.

– Я посоветовал бы тебе получше разбираться в оборотах речи – второе твое высказывание было гораздо хуже первого, – сказал Хэнк.

– Это была гипербола?

– Да, так, пожалуй, уже лучше.

– Английский у нас преподает один слизняк, – сказала Дженни. – Чудо, что я вообще хоть что-то знаю.

Она схватила салфетку, вытерла рот, со стуком отодвинула стул и быстро чмокнула Карин.

– С вашего разрешения я удаляюсь, – сказала и выбежала из столовой.

Хэнк смотрел, как она остановилась перед зеркалом в прихожей и подкрасила губы. Затем привычным движением поправила лифчик, помахала рукой родителям и, хлопнув дверью, вылетела из дому.

– Что скажешь? – спросил Хэнк.

Карин пожала плечами.

– Меня это беспокоит, – сказал Хэнк.

– Почему?

– Она уже женщина.

– Она девочка, Хэнк.

– Нет, она уже женщина, Карин. Она красит губы и поправляет лифчик, как будто делала это всю жизнь. Ты уверена, что ей полезно ходить к этой Агате и танцевать? С мальчиками?

– Меня бы больше беспокоило, если бы она танцевала с девочками.

– Деточка, это не тема для шуток.

– Я не шучу. К сведению прокурора, его дочь расцвела в двенадцать лет. И уже скоро два года, как она красит губы и носит лифчик. Думаю, что она уже целовалась.

– С кем? – спросил, нахмурившись, Хэнк.

– Господи, да с десятком мальчишек, я полагаю.

– Мне это не нравится, Карин!

– А как мы можем этому помешать?

– Не знаю... – Он помолчал. – Но меня возмущает мысль, что тринадцатилетняя девчонка целуется со всеми в округе без разбора.

– Дженни скоро исполнится четырнадцать и я уверена, что она целуется только с теми мальчиками, кто ей нравится.

– Ну а потом что будет с нею?

– Хэнк!

– Я не шучу. Я лучше сам поговорю с девочкой.

– И что ты ей скажешь?

– Ну, скажу...

С невозмутимой улыбкой на лице Карин спросила:

– Ты что, прикажешь ей не разжимать ног?

–

В известном смысле, да.

– И ты думаешь, она действительно не будет их разжимать?

– Мне кажется, она должна знать...

– Она знает, Хэнк.

– Ты не производишь впечатления слишком заботливой матери.

– Совершенно верно. Дженни разумная девочка. Думаю, она только расстроится, если ты станешь ей читать такого рода лекции. Думаю, что важнее было бы, если бы...

– Если бы что?..

– Если бы ты почаще приходил домой рано. Если бы ты видел мальчиков, которые назначают ей свидания. Если бы ты проявлял интерес к ней и к ним.

– Да я даже не знал, что она уже ходит на свидания. Разве она для этого не слишком молода?

– Биологически она уже такая же взрослая, как и я.

– И, по-видимому, во всем идет по твоим стопам. – Сказав это, Хэнк немедленно пожалел о своих словах.

– Ну, конечно, в твоем представлении я ведь берлинская шлюха, – сухо заметила Карин.

– Прости, я не хотел...

– Пустяки. Я хочу только одного, Хэнк. Я хочу, чтобы у тебя когда-нибудь наконец хватило ума понять, что я полюбила тогда тебя, а не американскую плитку шоколада.

– Но ведь я же понимаю это.

– Правда? Зачем же в таком случае ты постоянно упоминаешь о моем «темном прошлом»? Послушать, с каким видом ты говоришь это, можно подумать, что я была главной проституткой в районе с красными фонарями.

– Я не хотел бы об этом говорить.

– А я хотела бы. Хотела бы это выяснить раз и навсегда.

– Тут, собственно, и говорить-то не о чем.

– Нет, тут есть о чем поговорить. И уж лучше сказать об этом сразу, чем намеками. Неужели тебя так волнует, что до того, как я познакомилась с тобой, я спала с другим?

Он угрюмо молчал.

– Хэнк, я ведь с тобой говорю!

– Да, черт возьми, это меня очень волнует. Меня выводит из себя уже одна мысль о том, что я был представлен тебе штурманом моего самолета и что он знал тебя раньше и, возможно, лучше, чем я.

– Он был ко мне очень добр, – мягко сказала Карин.

– А на кой черт мне знать о его достоинствах? Он что, приносил тебе нейлон?

– Да, но ведь и ты тоже приносил.

– Ну, и ты говорила ему те же слова, что и мне?

– Я говорила ему, что люблю его. И я действительно тогда его любила.

– Великолепно.

– Что же, ты предпочитаешь, чтобы я спала с человеком, которого ненавижу?

– Я бы предпочел, чтобы ты вообще ни с кем до меня не спала.

– Ну, а как же ты?

– За меня ты вышла замуж, – прорычал он.