Дело прокурора
Шрифт:
Она долго не могла понять, почему ее обвинили в том, что она в него стреляла. Ведь там был только нож. Да-да, она отчетливо помнила, что в руках он сжимал красивый старинный клинок с длинным лезвием, а на груди зияла кровавая рана. Первой и самой очевидной мыслью было, что он сам ударил себя ножом в грудь. Никита начал заваливаться прямо на нее, и она подхватила его, автоматически выхватив из руки нож. Боже! Это был кошмар!
А дальше все происходило как во сне. Видимо, услышав ее крики, в комнату вбежала горничная, а следом мать Никиты, Наталья Керкис. Обе завизжали и бросились к ним. А еще через
– Где пистолет? Куда вы его дели?
– Какой пистолет? – Анна безумными глазами смотрела на мужчину. Она никак не могла понять, при чем здесь пистолет.
– Пистолет, из которого вы убили Никиту Керкиса.
До нее никак не доходило, почему ее обвиняют? Ведь она пыталась помочь. Анна обернулась и посмотрела на белую простыню, которой укрыли тело. Сквозь тонкую белую ткань тут же проступило кровавое пятно. Ее передернуло.
– Убила? Я? Пистолет?
Оперативник огляделся, прошелся по комнате, вдруг наклонился и, на мгновенье исчезнув под столом, выпрямился.
– А вот и орудие убийства. – Мужчина улыбаясь протянул руку. На указательным пальце, поддетый за курок, покачивался старинный длинноствольный пистолет.
Анна уставилась на оружие.
– Это не я… Не я… – потрясенно шептала она.
Но как же так? Анна поднялась и, сев на топчане, уставилась в темноту. Она была уверена, что Никита ударил себя кинжалом. Она думала, что ее будут обвинять именно в этом, ведь у нее в руках был этот несчастный нож. А куда он потом делся? Ведь, когда приехала полиция, она все еще сжимала его в руках. Или нет? Боже, она ничего не помнит!
А что же он ей бормотал? Что-то про телефон. Но позвонить она так и не успела. Может, его успели бы спасти?
Анна схватилась за голову и тихонько завыла.
– Я не убивала. Это не я… не я…
– А ну заткнись! Дай поспать! – рявкнула разбуженная сокамерница.
Анна легла и затихла…
Накопившаяся за несколько дней усталость резко навалилась, и едва она закрыла глаза, будто провалилась в бездну. Ей снилось, что она тонет, все глубже погружаясь в воду, дышать уже нечем, и сердце вот-вот остановится. Анна проснулась, пытаясь сделать глубокий вдох, и увидела над собой лицо соседки по камере…
Тут же она поняла, почему не может вздохнуть – тетка, мертвой хваткой вцепившись в горло, душила ее. Сознание почти угасло, но она все еще сопротивлялась, пытаясь освободиться, вынырнуть из глубины. Дрожащие от напряжения пальцы все сильнее сжимали горло, и Анне уже казалось, что перед ней сама смерть: страшная, костлявая, с провалившимися глазницами. Из последних сил она сделала попытку оттолкнуть убийцу, но в глазах потемнело, и шансов на спасение не осталось…
Глава 10
– Что? Ты с ума сошел? Какое следствие?! Как не виновна? – Левашов ошалело смотрел на Адамова.
Алексей сел за стол и положил перед собой папку.
– Роман
– Нет, нет и нет! – запротестовал тот, для убедительности похлопывая ладонью по столу в такт каждому слову. – Следствие завершено, дело закрыто и точка! Твоя прямая обязанность – надзор! Надзор и обвинение! Все!
– Именно. Я обязан был проверить все факты, предоставленные следствием, а потом уж в суд идти.
– Да какие там факты?! – вытянул шею Левашов. – Все же прозрачно и очевидно. Пашков все сделал на «отлично»!
Но Алексей упрямо гнул свое:
– Есть серьезные основания полагать, что ее подставили.
– Основания? Какие? – испуганно поморгал Роман Федорович.
– Прежде чем прийти к вам, я как следует изучил обстоятельства дела.
– И что?
– Там не хватает некоторых данных.
– Правда?
– И прямых улик нет. Вот, посмотрите сами, – Адамов достал листок из папки и положил перед Левашовым. – Отпечатков на оружии нет, пороха на руках подозреваемой тоже.
– А кровь? Репетиторша вся была испачкана кровью убитого.
– Вот именно. Получается она выстрелила, а потом бросилась обниматься? И таких нестыковок целая куча! – Адамов яростно потряс папкой, начиная злиться. – А знаете, что самое интересное? В деле нет ни слова о том, что в руках убитой был вовсе не пистолет, а какой-то кинжал. Вы не знаете, как так получилось? – Алексей угрюмо уставился на Левашова. – А? Так, может, она защищалась? От кого? От Керкиса или кого-то другого? Настоящего убийцы, например.
Роман Федорович смутился:
– Кинжал? Откуда он там взялся?
– Вот и я хотел бы знать. А еще хорошо бы узнать, куда делся этот нож. Пистолет, кстати, принадлежал отцу убитого. При каких обстоятельствах он оказался у обвиняемой, если это она убила? Есть идеи? А дело уже закрыто, и на этот вопрос должен был ответить следственный отдел еще до суда.
– Да, что-то не доработали, – приуныл Левашов под натиском аргументов.
– Вот-вот! Поторопились. Я понимаю, дело громкое, и нужно было поскорее закрыть его, но я-то как маху дал?! Невинному человеку пятнадцать лет строгача присудил.
– Да погоди ты! – отмахнулся Роман Федорович. – Невинному! Надо доказать сначала.
– Именно это я и хочу сделать. – Адамов устало потер лоб, ему вдруг вспомнилось, как подсудимая коротко и твердо ответила: «Вину не признаю».
– Нет, погоди. Все что ты сказал, не доказывает, что она не виновна.
– Да. Но это не доказывает и обратного.
– Но на чем же строилась твоя обвинительная речь? – с упреком посмотрел Левашов.
– На том, что написано здесь. – Адамов постучал пальцем по папке и тяжко вздохнул. – Давний конфликт с учеником, взаимная ненависть, чего обвиняемая, кстати, и не отрицала. Затем тщательно подготовилась, пришла на урок, достала пистолет, выстрелила, оружие бросила под стол, а потом будто бы кинулась помогать несчастному. Вот интересно, а в какой руке в момент выстрела она держала нож? В левой, вероятно. Она боец спецназа? Или, может, ниндзя? А главное, откуда он появился и куда исчез? – Адамов кипятился и выстреливал слова словно из того злосчастного пистолета. – Почему в деле нет показаний обвиняемой на этот счет? А где свидетельские показания?