Дело Сен-Фиакра

Сименон Жорж

А под столом кто-то неустанно толкал его ногой.

— Поговорим лучше о чем-нибудь другом, — осмелился предложить вдребезги пьяный адвокат.

— Господа… — начал было священник.

— Извините, вам придется потерпеть, по крайней мере, до полуночи. Так я говорил, что первая гипотеза…

Ну вот, вы сбили меня с мысли…

И, словно это могло прочистить ему мозги, граф налил себе полный стакан виски.

— Кому-кому, а мне прекрасно известно, что мать — женщина весьма чувствительная. Вот я и вкладываю газетную вырезку в

молитвенник, чтобы напугать ее и тем самым разжалобить. И собираюсь прямо на следующий день явиться за деньгами, полагая, что она станет гораздо сговорчивее.

Но есть и вторая гипотеза. Разве не могло у меня возникнуть желание убить ее?

Еще не все деньги де Сен-Фиакров вылетели в трубу. Сколько-то все же осталось. А при моем положении даже самая малая толика деньжат может оказаться спасительной.

Я смутно слышал, что Метейе включен в завещание.

Но ведь убийца не может наследовать от своей жертвы.

И разве не на него падут все подозрения? Ведь он частенько бывает в муленской типографии. К тому же он живет в замке и может в любой момент подложить вырезку в молитвенник.

Недаром я примчался в Мулен в субботу вечером, да еще прихватил с собой любовницу. Почему бы мне не подождать результатов демарша прямо на месте?

Он поднялся с бокалом в руках.

— Ваше здоровье, господа. Что-то вы совсем помрачнели. Жаль! Жизнь моей бедной матери все эти годы тоже была беспросветно мрачной. Разве не так, господин кюре? Было бы только справедливо, если бы ее последняя ночь оказалась хоть чуточку веселей.

Он поглядел прямо в глаза комиссару:

— Ваше здоровье, господин Мегрэ.

Над кем он издевался? Над ним? Над собой? Надо всеми?

Мегрэ ощущал присутствие какой-то неведомой силы, против которой бессмысленно бороться. Для некоторых людей в определенные минуты их жизни наступает звездный час, когда они как бы воспаряют и над остальными людьми, и над самими собой.

Так иные игроки в Монте-Карло начинают вдруг бешено выигрывать, на что бы они ни ставили. Так речь, произнесенная никому дотоле не известным представителем парламентской оппозиции, подрывает доверие к правительству, сметая правящий кабинет. И оратор первым же изумляется содеянному: он-то мечтал лишь об упоминании в «Журналь Офисьель».

Такой звездный час выпал теперь на долю Мориса де Сен-Фиакра. В нем пробудилась некая сила, о существовании которой он даже не подозревал, и остальным оставалось лишь смириться.

Но как знать, возможно, его окрыляло всего-навсего алкогольное опьянение?

— Однако, господа, раз у нас есть время до полуночи, вернемся к началу нашей беседы. Я объявил, что убийца моей матери находится среди нас. Доказал, что им мог оказаться любой из присутствующих, за исключением разве что комиссара и доктора, да и то я не вполне уверен…

Кроме того, я сказал, что убийца должен умереть.

Позвольте вновь рассмотреть несколько гипотез. Я знаю, что закон бессилен против убийцы.

Но сам он понимает, что, по крайней мере, шестерым людям будет известно о его преступлении.

И вот перед нами вновь открывается несколько возможных вариантов.

Первое более романтично и вполне соответствует духу Вальтера Скотта.

Но мне приходится вновь делать небольшое отступление. В чем особенности данного преступления? Суть в том, что близкое окружение графини составляли пять человек. Пятеро мужчин, в той или иной мере заинтересованных в ее смерти. И вполне вероятно, каждый из них так или иначе прикидывал, каким способом можно было бы лишить ее жизни.

Но осмелился кто-то один. Один из нас — убийца.

Так вот, я с легкостью могу представить себе, как этот человек пытается воспользоваться сегодняшним ужином, чтобы подложить бомбу и отправить к праотцам всю компанию разом. Он-то все равно проиграл.

И Морис де Сен-Фиакр с обезоруживающей улыбкой оглядел всех присутствующих.

— Разве это не увлекательно? Старинная столовая Древнего замка, свечи, заставленный бутылками стол. А потом, в полночь, — смерть. Заметьте, при таком повороте событий и скандала бы не было. Завтра сюда сбегутся люди, но они ровно ничего не поймут. Пойдут разговоры о роковом стечении обстоятельств или об очередном террористическом акте анархистов.

Адвокат заерзал, тревожно огляделся по сторонам, пытаясь хоть что-то разглядеть в подступившем к столу сумраке.

— Позволю себе напомнить, что я как-никак медик, — проворчал Бушардон. — И как врач настоятельно рекомендую всем присутствующим по чашке крепкого черного кофе.

— А я хочу напомнить, что в доме покойница, — медленно проговорил священник.

Граф чуть помедлил. И вновь Мегрэ почувствовал, как чья-то нога толкает его под столом. Комиссар резко наклонился, но опять не успел ничего разглядеть.

— Я же просил вас потерпеть до полуночи. Мы рассмотрели лишь первую гипотезу. Но есть и вторая.

Убийца понимает, что его загнали в угол, он теряет голову от страха и пытается покончить с собой.

Но я не думаю, что он на это решится.

— Умоляю, давайте перейдем в курительную, — заскулил адвокат, поднимаясь. Чтобы удержаться на ногах, ему пришлось опереться на спинку стула.

— И наконец, существует третья гипотеза. Тот из нас, кому дорога честь семьи, приходит на помощь убийце.

Погодите! Это не так просто, как кажется на первый взгляд. Скандала следует избежать. Так почему бы не помочь виновному покончить счеты с жизнью?

Вот он, револьвер на равном расстоянии от каждого из нас. До полуночи остается десять минут. А в полночь, говорю вам еще раз, убийца будет мертв.

На этот раз граф произнес эти слова с такой интонацией, что все буквально остолбенели. У присутствующих захватило дух.

— Жертва лежит наверху, этажом выше. Сейчас с ней никого нет, кроме слуги. А убийца сидит среди нас.