Дело «Тридевятый синдикат»
Шрифт:
– Про вампирчиков чего-нибудь аль про оборотней кровожадных…
– Тьфу! На нечисть всякую тянет тебя! Чтоб к блюдечку больше не подходил! Я тебе правильные сказки рассказывать буду. Слушай. Жил да был Иван-дурак…
– Царь-батюшка? – Мурзик приоткрыл один глаз.
– А вот в политику тебе лезть не советую,– проворчала Яга,– быстро хвост прищемят.
Мурзик послушно кивнул.
– Слушай дальше…
Наслушавшись правильных сказок, Баюн наконец заснул. Яга на цыпочках вышла из избушки и приблизилась к нахохлившейся компании у озера.
–
– Бессонница у нас, бабуль,– нехотя буркнул домовой.
– Может, Мурзика разбудить? Я его хорошим сказкам научила. Вмиг заснете.
– Не надо! – Троица, стуча зубами и подвывая, бросилась врассыпную. Леший с перепугу полез в озеро, водяной ломанул в лес, а Гена взметнулся на дерево и попытался залезть в дупло, откуда был бесцеремонно выдворен бывшим вредным бельчонком, а ныне почтенным главой семейства. Под напутственное «Занято!» бедный домовой отправился в обратную сторону ускоренными темпами.
– Ну, раз не надо, тогда давай о делах потолкуем,– бодро предложила старушка, ловя домового на лету.– Понимаешь, Геночка, я тут на досуге прикинула… не подумавши Василиса последний указ ввела.
– А разве указы не царь издает?
– А… ну да… царь, конечно… вот я и говорю, не подумала наша Премудрая. Убытки колоссальные грядут.
При слове «убытки» Гена встрепенулся. «Снотворные» сказки Мурзика отошли на второй план.
– Да, Геночка, убытки,– отвечая на его безмолвный вопрос, продолжила Яга.– Нельзя было условия продажи эликсира менять. Ох, не к добру это. Есть тут у меня мыслишка одна… Нужно срочно сюда всех собрать. Кто с папой лично знаком был.
– И Василису тоже?
– Не-э-эт,– протянула Яга,– царице-матушке об этом знать ни к чему. Спокойней спать будет. Пусть Илюшеньку тетешкает. А для таких дел молода еще. Есть кому за нее головку поломать да порадеть малость о благе государства нашего.
– Так Кощей тоже с папой знаком был.
– Вот и славненько.– Старушка довольно потерла руки.– Заодно и грехи замолит.
– Да он некрещеный! – Гена, окончательно переставший понимать свою хозяйку, вылупил глаза.
– Надо будет – окрестим,– свернула дебаты Яга и засеменила обратно к избушке.
Гена почесал свою зеленую шерстку на затылке и пошел налаживать «сотовую» связь.
1
– Ах, какой парфюм! – Жан де Рябье галантно оттопырил зад, склоняясь перед Марьюшкой. Хрящик на горбатом носу забавно дергался. Неотразимый обольститель усиленно обнюхивал свою даму сердца.
– Да-да.– Марья-искусница согласно кивнула, стараясь не морщиться. Надушен и напомажен был русский француз так, что с души воротило. Она попыталась проскользнуть мимо навязчивого хлыща.
– Я только что из Парижа,– важно заявил Жан де Рябье, перегораживая дорогу,– так там сейчас в моде розовая вода. Баснословных денег стоит. Специально для вас, мадам… через все границы…
– Мерси.– Марьюшка сделала реверансик, принимая изящный флакончик, и проворно
– Пардон,– прогнусавил он, сообразив, что чуть не вломился в царскую опочивальню.
– Слушай, что такое пердон? – спросил один охранник у другого, задумчиво глядя вслед удаляющемуся щеголю.
– Сам не чуешь?
– А-а-а, понял.
Марьюшка сидела на царском ложе и дрыгала ногами в ожидании, пока назойливый ухажер удалится, мягко говоря, куда подальше.
– Сядь как положено. Ты, как сестра царицы, должна подавать пример,– назидательно проговорил кто-то,– этикет должна соблюдать, даже когда ты наедине сама с собой.
Марьюшка повертела головой. Голос шел из-под подушки.
– Ага! – азартно воскликнула она.– Вот ты где! – Плюхнувшись всем телом на подушку, Марьюшка придавила попытавшееся улизнуть оттуда зеркальце и, схватив его, как победитель принялась диктовать условия: – Значится, так, мое серебряное. Перво-наперво покажешь мне моего суженого-ряженого.
– Нашла цыганку,– пыхтело зеркальце, тужась вырваться из цепких пальчиков озорной девицы.– Откуда мне знать, кто твой суженый?
– Давай-давай! А то все Василисе расскажу. Как за членами царской фамилии подглядывало, как словеса им дерзкие да непочтительные выговаривало…
– Это когда? – искренне изумилось зеркальце.
– Да только что.
– Шантаж!
– Конечно, шантаж. Ладно! Даю задание полегче. Покажи кого-нибудь из мужей государственных.
– Тебе зачем? – насторожилось зеркальце.
– Похихикать хочу,– честно призналась Марьюшка,– они такие забавные. До сих пор понять не могу, как такие чудики государство поднять сумели.
– Папина школа,– строго сказало зеркальце,– по его заветам живут! И показывать я ничего не буду. Люди серьезными делами заняты. Мало ли какие они сейчас секреты важные обсуждают.
– Папа, папа…– хмыкнула Марья-искусница.– Только и слышу со всех сторон «папа» да «папа». Все стены его портретами увешаны. И везде он разный. Разве что по платью несуразному сообразить можно, что это папа.
– Что ж делать? Кроме ближайших соратников, его толком и не видел никто. А из них живописцы… сама понимаешь.
Марья-искусница подняла голову. Прямо перед ней висели самые удачные, по утверждениям авторов, портреты. Один кисти министра финансов, другой – воеводы разбойного приказа, третий – мирового судьи. К последнему полотну приложили усилия все три головы – и Правая, и Левая, и Центральная. Споры, какой мазок куда положить, в судейской коллегии были жаркие. По окончании работы Горыныч, украшенный многочисленными синяками и шишками, потребовал зашить треснувшее по всем швам полотно и повесить его на самое почетное место. Марьюшка с удовольствием взялась за эту ответственную работу. Залатала так, что ни одного стежка заметно не было. Но в тронный зал, как требовал мировой судья, портрет вешать не стали.