Дело в руках
Шрифт:
Тут появляется Петр Алексеевич, ходивший «до ветру», вслушивается в разговор мужиков, начинает понимать, в чем их затруднение, и вдруг произносит тихонько так, вроде для себя:
— А ведь у меня там есть.
Женщины угрожающе таращат на него глаза, предупреждающе машут руками, по он притворяется, что ничего не видит, не понимает, и неторопливо направляется к своему рюкзаку. Шарит там, достает что-то завернутое в газету и скромно говорит:
— Чемергес вот.
Он снимает газету и ставит на стол объемистую бутылку без этикетки, заткнутую чистой тряпочкой, обернутой в целлофан. По этой самодельной
Появление чемергеса встречается восторженным и благодарным ревом мужиков. Женщины уж тоже не противятся, махнули на все и только смеются.
Начинают разливать, и тут же с того конца стола заводят:
Чемергесом, бабка, чемергесом, любка, Чемергесом, ты моя сизая голубка.И дальше дружно, с выкриками, даже с притопываниями все до одного, а девушки громче всех:
Чем лечиться будем, милый мой дружочек, Чем лечиться будем, сизый голубочек? Чемергесом, бабка, чемергесом, любка, Чемергесом, ты моя сизая голубка! Где ж возьмем мы денег, милый мой дружочек, Где возьмем мы денег, сизый голубочек? В профсоюзе, бабка, в профсоюзе, любка…Песня эта — без конца и края. Несколько раз ее прекращают — вроде бы все, но потом кто-нибудь вспомнит еще куплет, а то и присочинит, и опять идет продолжение.
Зятья и Федор в восторге от кума и то и дело приговаривают:
— Ну и Петр Лексеич, ну молодец, вот выручил!
— Женщинам тоже налейте! — кричит Аня мужикам.
— Еще чего! — протестуют они. — Вы вон никак не хотели и нам палки в колеса вставляли.
Однако женщины добиваются своего, и им тоже приходится налить. Добиваются однако они не потому, что так жаждут отведать тот напиток, а чтобы мужикам меньше достались и они окончательно не упились бы.
Деревенский гость спрашивает у Ани ее мнение насчет чемергеса. Кашляя и вытирая слезы после рюмки, она через силу хвалит.
— Приезжайте, сваха, к нам в гости. Таким угощу, что от коньяка не отличите ни по цвету, ни по вкусу, ни по запаху.
— Ну уж ради этого обязательно приехали бы, — смеется она, — да муж работает, некогда.
— А ты, сваха, одна приезжай.
— Вот если молодого найдете мне там — приеду.
— Зачем молодого? Я сам справлюсь. Даже лучше: старый конь борозды не портит.
Вокруг хохочут. А муж Ани восклицает:
— А ты, сват, опасный человек!
Наконец, все устали, разомлели от жары, от выпитого и накуренного. Да и времени уж немало. Тетя Лиза затевает еще чай, но гости начали собираться и на ее уговоры никто не поддается. Тогда начинает одеваться и она сама.
Вместе со всеми поднимается и Петр Лексеич.
— Да ты доберешься ли такой выпивший? — говорит ему тетя Лиза. — Остался бы здесь ночевать. Куда тебе торопиться.
— Нет-нет,
Она уговаривает его хотя бы оставить рюкзак, чтобы легче было добираться. Но он и на это не согласен: оказывается, в рюкзаке гостинцы для внучки. И тут он спохватывается:
— Кума, чуть не забыл! Тут и тебе моя гостинцу положила.
Он достает и передает тете Лизе банку с деревенский сметаной, банку меда, курицу и домашний пирог со смородиной.
— Давай сюда платки, кума. Куда ты их задевала?
— Ну уж платки-то я тебе не дам, — отвечает тетя Лиза. — Вон они в шкафу лежат, никуда не денутся, здесь целей будут. Приедешь за ними завтра, либо дочь пришлешь.
С этим он соглашается.
После долгих сборов, отыскивания шапок, пальто и шуб, все одеваются и, наконец, выбираются во двор.
Напоследок задерживаются у калитки.
Вера и Аня уточняют с тетей Лизой самый удобный для всех день, когда можно прийти к ней и повязать.
У каждой свои дела, свои заботы, поэтому договариваются очень долго. Наконец, останавливаются на субботе.
— А в воскресенье к нам придешь, тетя Лиза, — тоном приказа говорит Аня. — Приготовимся и будем ждать.
— Не знаю, как получится.
— Ни «не знаю», а приходи, не подводи. И ты, Вера, тоже приходи. И вы, девочки. И платки свои берите.
В поле ее зрения попадает деревенский гость, и она кричит ему:
— А вы когда к нам будете?
Тот подходит ближе.
— В точности по уговору, сваха, — в глазах его появляется потаенный смешок, — как только Василий наш из армии — мы сразу к вам, сватать вашу дочь.
— На кобыле? — уточняет Федор.
— Обязательно. Если, конечно, для нее место найдете, ну и корм.
— Найдем место — двор большой. И корму найдем, — говорит Аня, вроде уж по-серьезному обсуждая этот вопрос и забывши, что никак не может он приехать в наше время за сто пятьдесят верст на кобыле.
— Все, договорились. Готовьте придано, — удовлетворенно заключает тети Лизин гость и уточняет: — Да, а невеста платки-то вяжет?
— Потихоньку приучаю.
— Ну тогда и совсем любо. А пухом мы снабдим нашенским — лучшей вычески.
И все, посмеиваясь и перебивая друг друга, каждый с собственными уточнениями начинают в подробностях обсуждать перипетии предстоящего сватовства и предполагаемой свадьбы. После избяной духоты, усиленной еще и хмелем, во дворе, на морозном воздухе, и дышится, и говорится особенно привольно и легко. Слова «сват» и «сваха» беспрестанно носятся вперемежку с шутками, смехом и клубами пара, поднимающимися от разгоряченных ртов. И то и дело вплетаются упоминания о кобыле.
Это уже компания, объединенная не только платковым интересом женщин, но и общим веселым направлением разговора. И те, кто сейчас назвались сватьями, будут друг друга так называть и через десять, и через двадцать лет, если, конечно, встретятся. И непременно вспомнят о кобыле. Несмотря на то, что предполагаемые жених и невеста, может быть, так и не увидят друг друга и каждый определится по-своему, а кобыла вообще отойдет в мир иной.
А может случиться, что и взаправду станут сватьями. И свезут молодых, и сведут, и обженят. В наше время, правда, такое бывает редко — женитьба по уговору родителей и стариков. Редко, но все же бывает.