Дело в стиле винтаж
Шрифт:
— Надеюсь, у нее счастливый конец, — озаботилась мама.
— Не волнуйтесь, — успокоила Анни. — Счастливый. Я собираюсь показать ее в Центре воспоминаний в мае.
— Звучит потрясающе, — одобрила мама. — Возможно, после этого вы представите ее на площадке побольше.
Анни открыла ящик с вином.
— Конечно, я попытаюсь сделать это. Хочу пригласить на нее менеджеров и агентов. На днях в магазин снова заглянула Хлоэ Севиньи и обещала обязательно прийти, если будет в Лондоне.
Мы с Дэном начали расставлять сиденья по обе стороны двадцатипятифутового подиума — двести красных, обитых бархатом стульев. Затем, радуясь
В половине седьмого двери отворились, а спустя час все места оказались заняты. Наступила тишина, Дэн приглушил свет и кивнул мне. Я вышла на сцену и взяла микрофон, нервно глядя на море обращенных ко мне лиц.
— Я Фиби Свифт, — начала я. — Хочу поприветствовать вас и поблагодарить за то, что вы пришли. Мы собираемся порадовать себя, посмотреть на прекрасную старую одежду и собрать деньги ради очень достойной цели. Я также хочу сказать… — Мои пальцы сжали микрофон. — Это событие посвящено памяти моей подруги Эммы Китс. Заиграла музыка, Дэн включил освещение, и на подиум вышла первая модель…
Этого дня я так долго боялась. И вот он настал. «Ни одна годовщина не была столь тяжела», — думала я, направляясь в машине к Гринвичскому кладбищу. Проходя по гравийной дорожке мимо недавних захоронений и старых могил с полустершимися именами, я увидела Дафну и Дерека. Рядом с ними стояли дядя и тетя Эммы и двое ее кузенов, а также друг Эммы, фотограф Чарли, он тихо разговаривал со своей ассистенткой Шьян, сжимавшей в руке носовой платок. И наконец, здесь был отец Бернард, который в свое время руководил похоронами Эммы.
Я не ходила на кладбище с тех самых пор — просто не могла, и потому увидела камень на могиле Эммы впервые. Я испытала шок — это было ужасно, значительно и неисправимо.
Эмма Мандиса Китс, 1974–2008
Любимой дочери, которая навсегда останется в наших сердцах
У подножия могилы виднелись нежные головки подснежников, а сквозь холодную землю пробивались фиолетовые крокусы. Я купила букет тюльпанов, нарциссов и колокольчиков и, положив его на черный гранит, вспомнила о шляпной коробке миссис Белл. Я выпрямилась, и мне в глаза ударило раннее весеннее солнце.
Отец Бернард произнес несколько слов благодарности пришедшим, а затем передал слово Дереку. Дерек сказал, что они с Дафной назвали Эмму Мандисой, поскольку на языке коса это означает «добрая», а она была добрым человеком; он вспоминал о своей коллекции шляп — Эмма еще в детстве была очарована ею и в результате стала модисткой. Дафна говорила, как талантлива была Эмма, как скромна и как им ее не хватает. Шьян сдерживала рыдания, и Чарли обнял ее. Затем отец Бернард прочитал молитву, благословил всех, и на этом дело закончилось. Когда мы шли по дорожке обратно, я жалела, что годовщина пришлась на воскресенье, — иначе можно было бы отвлечься на работу. Мы дошли до кладбищенских ворот, и Дафна с Дереком пригласили всех к себе домой.
Я не была у них несколько лет. В гостиной я поговорила с Шьян и Чарли, затем с дядей и тетей Эммы; потом, извинившись, прошла через кухню, подсобку, вышла в сад и остановилась у платана.
«Я тебя действительно одурачила, верно?»
— Да,
«Ты думала, я умерла!»
— Нет. Я думала, ты спишь…
Я подняла глаза и увидела в кухонном окне Дафну. Она подняла руку, помахала мне и направилась в мою сторону. Я заметила, как сильно она поседела.
— Фиби, — мягко проговорила она. И взяла мою руку. — Надеюсь, у тебя все хорошо.
— Да… хорошо, спасибо, Дафна. Я… ну, все время занята.
— Это правильно. Твой магазин пользуется большой популярностью, и я читала в местной газете, что устроенный тобой показ мод стал выдающимся событием.
— Да. Мы собрали больше трех тысяч фунтов — этого достаточно, чтобы купить тысячу двести сеток от комаров, и потому… ну… — Я пожала плечами. — Это неплохо, верно?
— Да. Мы гордимся тобой, Фиби, — кивнула Дафна. — И Эмма тоже гордилась бы. Но я хочу сказать тебе, что мы с Дереком недавно разбирали ее вещи.
Все внутри у меня сжалось.
— Тогда вы, должно быть, нашли ее дневник, — заметила я, желая поскорее пережить этот ужасный момент.
— Да, я нашла его и знала, что должна сжечь не открывая, но не смогла лишить себя частички Эммы. И боюсь, я его прочитала. — Я смотрела на Дафну, пытаясь обнаружить на ее лице следы возмущения, которое она должна непременно испытывать. — Меня очень опечалило, что Эмма была так несчастна в последние месяцы своей жизни.
— Она была несчастна, — тихо согласилась я. — И как вы теперь знаете, по моей вине. Я влюбилась в человека, который нравился Эмме, и ее очень огорчало это, и я чувствую себя ужасно, поскольку заставила ее страдать. Я вовсе не хотела этого. — Покаявшись, я стала ждать суда Дафны.
— Фиби, — сказала она, — в своем дневнике Эмма не гневается на тебя, а, наоборот, пишет, что ты не сделала ничего плохого — хотя от этого ей было только хуже — и она не могла винить тебя. Она сердилась исключительно на себя, поскольку не сумела отнестись к этой ситуации более… по-взрослому. Она не справилась со своими негативными эмоциями, но считала, что со временем переживет их.
Этого времени у нее не оказалось. Я сунула руки в карманы.
— Мне бы так хотелось, чтобы все было иначе, Дафна.
Дафна покачала головой:
— Но это невозможно. Жизнь есть жизнь, Фиби. Не кори себя. Ты была хорошей подругой Эмме.
— Нет. Не всегда. Видите ли… — Я не собиралась мучить Дафну терзаниями, что могла спасти Эмму. — Я подвела ее, — тихо произнесла я. — Могла сделать для нее больше. Той ночью. Я…
— Фиби, никто из нас не представлял, насколько серьезно она болела, — прервала меня Дафна. — Представь, как скверно я себя чувствую, зная, что отправилась отдыхать и со мной нельзя было связаться… — У нее на глазах выступили слезы. — Эмма совершила ужасную ошибку… И она стоила ей жизни — но нам надо жить дальше. И ты должна постараться быть счастливой, Фиби, — иначе окажутся испорченными сразу две жизни. Ты никогда не забудешь Эмму — она была твоей лучшей подругой и навсегда останется частью тебя, но ты обязана жить хорошо. — Я кивнула и взяла носовой платок. — А теперь, — Дафна подавила слезы, — я хочу дать тебе пару вещиц Эммы на память. Пойдем со мной. — Я последовала за ней обратно на кухню, где она взяла в руки красную коробочку. Внутри был золотой крюгерранд. — Эммины бабушка с дедушкой подарили ей его, когда она родилась. Я хочу, чтобы он был у тебя.