Дело вдовы Леруж
Шрифт:
Поиски увенчались именно тем результатом, на какой он рассчитывал.
Вскоре папаша Табаре выяснил, что вечером во вторник, в последний день карнавала, в одном из купе второго класса поезда № 45 были найдены пальто и зонт. Ему предъявили эти вещи, и он их узнал: они принадлежали Ноэлю.
В кармане пальто обнаружилась пара рваных и исцарапанных перчаток жемчужно-серого цвета, а также неиспользованный обратный билет из Шату.
Устремляясь на поиски истины, папаша Табаре слишком хорошо знал, какова будет
Предположение, возникшее у него внезапно, едва Клержо открыл ему глаза на безрассудства Ноэля, непрестанно подтверждалось все новыми доводами; когда он побывал у Жюльетты, оно превратилось в уверенность, но теперь, когда малейшие сомнения рассеялись, когда истина сделалась очевидной, он все-таки был сражен.
— Едем же! — воскликнул он, опомнившись. — Надо его задержать!
И он велел везти себя во Дворец правосудия, где надеялся застать судебного следователя.
В самом деле, несмотря на позднее время, г-н Дабюрон был еще у себя в кабинете.
Он беседовал с графом де Коммареном, пересказывая ему разоблачения, сделанные Пьером Леружем, которого граф полагал давно умершим.
Папаша Табаре ворвался, как вихрь, очертя голову и не замечая, что в кабинете находится постороннее лицо.
— Сударь! — вскричал он, заикаясь от возбуждения. — Сударь, нашелся истинный убийца! Это он, это мой приемный сын, мой наследник, это Ноэль!
— Ноэль… — повторил г-н Дабюрон, вставая. И добавил, понизив голос: — Я подозревал…
— Скорее, постановление на арест! — продолжал сыщик. — Если мы промешкаем лишнюю минуту, он от нас ускользнет! Любовница, наверно, предупредила его о моем визите, и он знает, что мы напали на след. Скорей, господин следователь, скорей!
Г-н Дабюрон намеревался попросить объяснений, но старик сыщик продолжал:
— Это еще не все: в тюрьме находится невинный человек, Альбер…
— И часа не пройдет, как его выпустят, — возразил следователь. — Перед самым вашим приходом я распорядился, чтобы ему вернули свободу. Займемся другими делами.
Ни папаша Табаре, ни г-н Дабюрон не обратили внимания на исчезновение графа де Коммарена.
При имени Ноэля он тихонько направился к двери и поспешно удалился.
XVII
Ноэль обещал горы своротить, вылезти из кожи вон, но добиться освобождения Альбера.
В самом деле, он посетил нескольких чиновников прокуратуры и повсюду сумел добиться отказа.
В четыре он явился в особняк Коммаренов, чтобы сообщить графу, что его старания были безуспешны.
— Господина графа нет дома, — доложил Дени, — но если сударь благоволит подождать…
— Я подожду, — отвечал адвокат.
— В таком случае, — продолжал лакей, — извольте, сударь, следовать за мной: господин граф приказал мне проводить вас в его кабинет.
Такое доверие живо дало почувствовать
О, оно было как бы воплощением одной из прекраснейших страниц золотой книги французского дворянства! На нем можно было найти почти все имена, которым в истории нашей страны уделена глава или хотя бы абзац. Кровь Коммаренов текла в жилах представителей всех знатных родов. Двое были женаты на особах из королевского дома.
Жаркая волна гордости захлестнула сердце адвоката, пульс его забился чаще, он надменно поднял голову и прошептал:
— Виконт де Коммарен!
В этот миг отворилась дверь, он обернулся — в кабинет вошел граф.
Ноэль склонился было в почтительном поклоне, но полный ненависти, ярости и презрения взгляд отца остановил его.
По коже у него пробежал озноб, он понял, что погиб.
— Негодяй! — воскликнул граф и, боясь дать волю гневу, швырнул в угол трость.
Он не желал ударить сына, считая его недостойным даже этого.
Оба погрузились в угрюмое молчание, длившееся, как им показалось, целую вечность.
У обоих в уме пронеслось столько мыслей, что не хватило бы целой книги, чтобы записать их.
Ноэль первый дерзнул заговорить.
— Сударь… — начал он.
— Молчите по крайней мере, — глухим голосом перебил граф, — молчите! Боже правый, неужто вы мой сын? Увы, теперь я не могу больше в этом сомневаться. Негодяй, вы прекрасно знали, что ваша мать — госпожа Жерди. Подлец! Вы не только совершили убийство, но еще и постарались, чтобы подозрение пало на невинного. Матереубийца! Вы убили свою мать!
Адвокат в замешательстве пытался возразить.
— Вы ее убили, — продолжал граф окрепшим голосом, — свели в могилу если не ядом, то своим преступлением. Теперь я все понимаю. Сегодня утром она не бредила, и вы это знаете не хуже меня. Вы подслушивали и решили войти в тот миг, когда одно ее лишнее слово могло вас погубить. О, вы рассчитали впечатление, которое произведет ваш приход. Это к вам она обратила свое последнее слово: «Убийца!»
Ноэль мало-помалу отступал в глубь комнаты и в конце концов прислонился к стене; волосы у него разметались, взгляд блуждал. Его сотрясала дрожь. На лице у него застыл невыразимый ужас, ужас изобличенного преступника.
— Как видите, мне все известно, — продолжал граф, — и не мне одному. Постановление на ваш арест уже подписано.
Крик ярости, похожий на глухое рычание, вырвался из груди адвоката. Губы его искривились. Поверженный в самый миг торжества, он взял себя в руки и совладал со страхом. Глядя на графа с вызовом, он гордо выпрямился.