Дело всей России

Кочнев Михаил Харлампиевич

— Генерал-интенданта Юшневского, братьев Крюковых — любой из названных дееспособен, энергичен и придерживается правильных убеждений.

— Бурцова не рекомендуете?

— Дело общего собрания Тульчинской управы окончательно решить этот вопрос. Но я заранее уверен, что позиция Бурцова, которую он займет на съезде по коренным принципиальным вопросам, если, конечно, будет послан на съезд, представит ту политическую линию, против которой, как помните, я выступал еще в Коренной управе.

Якушкин подумал, что объяснения Пестеля достаточно аргументированны и к ним не примешивается ничего личного.

— Бурцов весьма

положительно отзывается о полковнике Комарове и рекомендует его избрать делегатом на съезд. А вы как находите?

— Я не в восторге от полковника Комарова, — без осудительных жестов, с легкой улыбкой на бледноватом лице проговорил Пестель. — Меня не удивляют расточаемые Бурцовым похвалы Комарову. Ведь здесь он давно стал рупором умеренных идей Бурцова. Но, бог мой, я дорого бы дал, чтобы узнать, что, собственно, скрывается за этой умеренностью! То ли общая политическая ограниченность, то ли просто трусость, припорошенная пылью разговоров об умеренности. Бурцовско-комаровская уверенность, думается мне, разновидность неомасонства, то есть игра в тайны. Хватит с нас масонских детских бирюлек, политического, умственного и нравственного прозябания. Это математически точно — то, что умеренность иная равноценна предательству интересов революции!

— Вы, как я понял, решительно против Комарова?

— Можете считать так. Комаров личность для меня до конца не проясненная. Он, при случае, может дать велеречивый словесный залп, но делать ничего не делает. К тому же он весьма ограниченный и невежественный человек...

— Это полковник-то?

— Не удивляйтесь! Здесь, в армии, есть такие же чурбаки неотесанные, и не только в полковничьих, но и в генеральских портках... Ох, Иван Дмитриевич, послушали бы высказывания нашего великолепного Киселева на этот счет!

Рассказ Пестеля совершенно озаботил Якушкина — на легкие выборы делегатов рассчитывать не приходилось.

Он встал.

— Мне пора, Павел Иванович. Хорошо, если бы выборы делегатов состоялись в ближайшие дни. Подорожная и множество дел заставляют меня торопиться. Путь мой дальнейший лежит до Кишинева. Скажите еще вот что: как найти мне Юшневского?

— В это время он должен быть у себя на квартире... Найти его легко. — Пестель подвел Якушкина к окну. — Прямо по этой улице до конца, перейдете мосток, взойдете в гору, на горе белый дом в вишневом саду, над калиткой два резных петуха на спице.

Через полчаса Якушкин беседовал с генерал-интендантом Юшневским в маленькой, но опрятно и со вкусом убранной гостиной. Прежде всего передал хозяину письмо от генерала Фонвизина. Суждения Юшневского не были так блестящи и убедительны, как суждения неистового Павла Пестеля. Юшневский полностью придерживался его взглядов, осуждал умеренных, Комарова назвал мертвой душой для Союза благоденствия, упрекнул Бурцова в властолюбии и непомерном тщеславии, зато похвалил полковника Аврамова, доктора Вольфа, Басаргина, князя Сергея Волконского и отставного полковника Василия Давыдова. Самые добрые слова нашел он для тульчинской молодежи и очень советовал Якушкину лично побеседовать с молодыми офицерами. К удовольствию своему Якушкин убедился, что Юшневский — человек твердых республиканских убеждений и никогда не изменит им.

— На Московский съезд надо обязательно послать Пестеля, — сказал Юшневский. — У нас нет другого человека, равного ему по уму, по знаниям, по энергии и неутомимости.

Пестель приступил к работе, которую мыслит назвать «Русской правдой». Отдельные выдержки я читал, труд обещает быть грандиозным. Он ляжет в основу преобразования России после победы республики.

Генеральша Мария Казимировна, преданно любившая своего генерал-интенданта, угостила Якушкина чаем с земляничным вареньем собственного изготовления и просила каждый день приходить к ним на чашку чая.

Поздно вечером вернулся Якушкин на квартиру к Бурцову. Здесь его дожидался полковник Комаров.

Вид его не располагал к чистосердечной беседе с ним. Круглое лицо и плоский нос делали его непривлекательным. Зато полковничий мундир на Комарове сидел безупречно.

Когда речь снова зашла о возможных делегатах на съезд и Якушкин в числе других назвал Пестеля, Комаров с ожесточением запротестовал:

— Пестеля ни в коем случае нельзя посылать в Москву! Таково мнение большинства! Если Пестель появится в Москве как полномочный тульчинский депутат, то он натворит много непоправимых бед...

— Каких же?

— Пестель резок, упрям! Он всюду ратует за революционные крайности якобинства. И я, и Бурцов убедительно просим вас ни под каким видом не приглашать его в Москву, если не хотите большого несчастья. Приехав в Москву, Пестель своими необузданными крайними мнениями, своим республиканским упорством испортит все дело.

— Так испортит, что уж потом всей Коренной управой не поправить, — добавил Бурцов. — Пестель настаивает на полной республике, на революции, на насильственном истреблении всей царской фамилии.

— Только он один настаивает?

— К сожалению, не один. За ним идут Юшневский, Аврамов, Волконский, Давыдов... Но все они беспочвенные фантазеры и мечтатели — это ясно даже ребенку.

С каждым новым словом собеседников Якушкин еще и еще раз убеждался, какая острая борьба кипит здесь между двумя резко отличными направлениями, и ясно, что борьба усилилась, как только в Тульчине узнали о цели его приезда.

— Мы знаем, что Пестель будет рваться в Москву, но ему надо воспрепятствовать, — решительно заявил Комаров.

— А как вы мыслите воспрепятствовать?

— Надо убедить членов управы в том, что его внезапная просьба о представлении ему отпуска для поездки в Москву покажется подозрительной для начальства и для полиции. Ведь у него в Москве нет ни родных, ни особенного дела. У нас и без Пестеля есть кого послать.

Выслушав Комарова, Якушкин понял, что план наступления против Пестеля до тонкостей продуман его противниками.

Третий день Якушкин не покидал квартиру полковника Бурцова, чтобы не привлечь к себе внимания тульчинской полиции. Но все эти дни он вел деятельную подготовку к ответственному собранию по назначению делегатов на съезд. Вся тульчинская офицерская молодежь перебывала у него. Молодые офицеры, за исключением двух или трех человек, держались крайнего, республиканского направления. От них Якушкин узнал, что укреплению Тайного общества во 2-й армии содействовала прошлогодняя расправа Аракчеева, учиненная над взбунтовавшимися чугуевцами. В армии ходят тревожные слухи, будто со временем все войска будут переведены на положение поселенных; офицеры же службу в поселенных войсках приравнивают к каторге. Кровавый чугуевский дождь давал по всей России добрые всходы.