Делу конец – сроку начало
Шрифт:
— Именно такого рода черепно-мозговая травма, — согласился невозмутимо патологоанатом.
— Потом какими были твои действия?
— Дальше все по накатанной. Я зашел с этой стороны прилавка. Майор, ты бы меня освободил хоть на время эксперимента, а то мы с этим бугаем ходим, как два сиамских близнеца. Ну право, неловко! А потом, сам подумай, куда я от тебя такого хорошего денусь? Что мне, грудью на автомат переть? — умоляюще протянул он.
Шевцов вопросительно посмотрел на Крылова, который тоже уже порядком заскучал и сосредоточенно рассматривал платиновую брошь. Цена была аховая. Он мысленно прикидывал, сколько ему лет нужно будет не есть
Крылов поймал оброненный взгляд майора и великодушно согласился:
— Хорошо, Вадим, пускай он порезвится, все равно никуда не денется.
Борец недружелюбно зашевелился и неожиданно мягко сказал:
— Хорошо, Геннадий Васильевич. — И, едва притронувшись к наручникам, лейтенант отомкнул замок.
— Если надумаешь выкинуть какой-нибудь фортель, пристрелю! — пообещал Шевцов. — Так что было потом?
Куликов ответил на угрозу майора насмешливым взором.
— Не горячись, майор, побереги свое красноречие для первоходок. А дальше было вот что… Двое моих людей стояли у дверей с пушками и держали на прицеле всех, кто лежал на полу.
— Как их звали?
— Гражданин начальник, ну пойми меня правильно, я видел этих людей от силы три раза. Они назвали свои имена, но я их тут же забыл. Зачем они мне, все равно назвали не свои, а в паспорта их я не заглядывал.
— Что же ты, такой уважаемый человек, и в такую переделку ввязался? Со случайными людьми дружбу завел?
— Это сказочка не про меня, гражданин начальник. Я вор и должен им оставаться. А потом, как ты знаешь, у того льва, что живет на всем готовом, от безделья выпадают зубы и дряхлеют мышцы. Я бы не хотел уподобиться ему.
— Что было дальше? — мрачно перебил Шевцов.
— Я подошел к прилавку, — Кулик уверенно отошел от громилы на несколько шагов, — и остановился на этом месте. Здесь находился еще один человек. Не знаю, кто это был — продавец или менеджер, но на всякий случай я уложил его тоже рукоятью на пол.
— Ему повезло меньше, — констатировал из своего угла Балашин, сделав пометку в своей книжке. — Он скончался через трое суток, не приходя в сознание.
— Жаль, я этого не знал, — огорчение на лице Куликова выглядело искренним. — Но он сам виноват. Ведь как мы вошли, я сразу предупредил всех, чтобы не дергались, иначе худо будет. А он не поверил. Начал руками размахивать. Вот… пришлось успокоить. Я открыл витрину, ну и собрал все, что там лежало.
— А ведь немного взяли вы в тот раз. На витрине оставалось еще золотишко. Что, жадничать не захотели? Или, может быть, жаль было хозяина разорять? А хочешь, я тебе отвечу?
— Ну, попытайся.
— Золото тебе было не нужно, ты не самый бедный человек в России. Ты захотел Назару Колотому досадить, чтобы он понервничал немного, и это у тебя получилось.
— Если знаешь, так чего спрашиваешь, — произнес, будто укорил. — На все про все я отводил своим десять минут. За это время мы должны были взять драгоценности, очистить сейфы и выйти на улицу. Мне показалось, что мы топчемся уже полчаса, я подошел к окну посмотреть, не подъехали ли менты. Может, мы ничего не подозреваем, а они нас уже в кольцо взяли? Вот здесь я стоял и смотрел вот туда, — показал Куликов пальцем на сверкающую неоном вывеску магазина напротив.
Фраза была произнесена таким значительным тоном, будто на перекрестке в опасной близости зависла летающая тарелка. И все, включая сержанта, едва не дремавшего у косяка,
То, что произошло в следующую секунду, напоминало взрыв разорвавшейся гранаты. Куликов в два прыжка пересек комнату, прыгнул на стул и, подобно пушечному заряду, метнулся в противоположное окно. В полете он каблуками выбил стекло и, уже падая со второго этажа, услышал, как за спиной лязгнуло стеклянное полотно, расколовшееся на мелкие куски. Сгруппировавшись, он приземлился носками на асфальт и, стараясь не замечать боли в голени, побежал к поджидавшей его «восьмерке». Машина находилась в пяти метрах, но этот путь показался ему куда длиннее прожитых лет. Дверца распахнулась, и из салона вынырнуло хорошенькое женское личико.
— Быстрее! — некрасиво искривилось оно в громком крике.
Уцепившись за ручку обеими руками и едва не отрывая ее, он вскочил в кресло и с силой захлопнул дверцу.
— Гони! Как ты вовремя, крошка! Ну бля буду, вовремя! — хлопнул он себя по коленям.
В нескольких сантиметрах от головы просвистела пуля, она пробила заднее и лобовое стекла, оставив после себя паутину трещин. «Восьмерка», поскальзываясь на поворотах, нырнула в ближайший переулок, заставив шарахнуться в сторону грузовик, прижала к обочине мотоцикл с коляской и, чуть зацепив бампером припаркованную «Волгу», скрылась в проходном дворе.
Часть 3
Глава 1
Прозвучавшие выстрелы проникли через перекрытия глухим бухающим звуком. Ольга отбросила в сторону книгу и подбежала к окну. Во дворе несколько человек в пятнистой форме и с автоматами наперевес обегали дом с двух сторон, трое заскочили в подъезд. Раздалось еще два выстрела, прозвучавшие подряд, теперь они слышались откуда-то сверху.
То, что это было не случайно, Ольга поняла сразу. Именно в это время должен был подойти Стась.
— Боже мой, боже мой, что же теперь будет!
Цепляясь носками за ковер, спотыкаясь о стулья, она метнулась к входной двери и с ужасом обнаружила, что руки, такие послушные прежде, теперь не желали повиноваться, а пальцы, скрючившись в морской узел, не хотели разгибаться.
— Успокойся! — властно приказала себе Ольга. — Это все нервы.
Она набрала в легкие побольше воздуха и, задержав дыхание, принялась медленно выдыхать. Кажется, помогает. Трясучка, бившая ее, слегка унялась, а к пальцам вернулась прежняя гибкость. Ольга открыла дверь и, стараясь не выдать своего волнения, обратилась к старушке, которая с молодым задором, шамкая впалым ртом, кричала куда-то в пустоту.
— Валентина Федоровна, что случилось?
Старушка, вообще-то глуховатая, мгновенно отреагировала на вопрос — ей явно не хватало благодарной аудитории:
— Понимаете, Оленька, какое тут дело: я хотела мусор вынести, спускаюсь по лестнице, а тут мимо меня человек проскакивает с револьвером, а за ним другой. Я глядь вниз, а там нашего соседа обижают. Я им грожу, говорю, что милицию вызову, а они скалятся, меня не слушают, говорят, что сами из милиции. Понимаете, что делается-то.
Старушка не растеряла девичьего задора даже на девятом десятке жизни, и вообще, она была из того немногочисленного племени людей, которые даже собственную кончину воспринимают очень активно. Такие люди, ступая на край собственной могилы, непременно интересуются: а глубоко ли вырыта яма, а крепкими ли будут доски, из которых сколачивается гроб.