Демагог и лэди Файр
Шрифт:
Когда вошла Эмили, она все еще сидела в своем старом капоте и в стоптанных туфлях. Аккуратная и деловитая Эмили возмущенно начала торопить ее одеться поприличнее. Во время переодевания Лиззи, как всегда, начала откровенничать с сестрой, оправдывая себя и обвиняя Даниэля. Но Эмили отнюдь не была склонна сочувствовать ей. Она с шумом задвинула ящик, в котором приводила в порядок разбросанное белье Лиззи, и сердито выдвинула другой.
— Тебе следовало выйти замуж за такого человека, как отец, — сказала она. — Тебе нужен такой муж, который вытаскивал бы тебя за волосы из постели и награждал бы тебя на каждом шагу колотушками. Даниэль слишком хорош для
Лиззи повернулась и гневно посмотрела на нее, стягивая шнурки корсета.
— Мне иногда хочется, чтобы он меня прибил. Ей-богу! Я его доведу как-нибудь до этого!
— Дан не такой человек, чтобы обращаться с женой, как с собакой.
— Нет. Он обращается со мной хуже — как с кошкой: я недостойна даже его внимания. Он всегда это делал. Может быть, я и дура, но право не требуется большого ума, чтобы замечать, что люди обращаются с тобой, как с грязью.
— Грязь должна быть только благодарна, если такой человек, как Даниэль, снисходит до того, что наступает на нее ногой, — горячо ответила Эмили.
— Так почему же ты сама не вышла за него замуж? — сказала сухо Лиззи.
— Знаете, что, Елизавета Годдар? Вы настоящая дура, — ответила Эмили, — и если вы не находите ничего другого мне сказать, я лучше пойду домой.
Как и всегда в таких случаях, угроза сестры вызвала слезы, затем упреки и наконец просьбы о прощении. Когда мир был заключен, обе сестры отправились за покупками в Кенсингтон Хай Стрит. Лиззи, в знак примирения, купила Эмили шляпу и принялась горячо обсуждать вопрос об ее отделке. Но Эмили опять испортила ей настроение: проходя мимо газетчика, она указала концом зонтика на заголовок в вечернем радикальном листке: «Дан Годдар в Степней — восторженный прием».
— Ну да, я вижу, — сказала сухо Лиззи. — Вероятно, ты думаешь, что я должна пасть ниц перед ним и боготворить его, когда он вернется домой.
Дурное настроение снова вернулось к ней, и она уже сожалела о покупке шляпы.
— Если бы не он, я бы ни за что больше не пришла к тебе, — сказала Эмили.
Таким образом, когда Годдар вернулся домой, он нашел жену надутой и сердитой. Попытка провести вечер дома в уютной обстановке опять — как и много раз раньше — не удалась. В ответ на все его старания поддерживать разговор, Лиззи отделывалась короткими и сухими фразами и наотрез отказалась от его предложения поехать в театр — то, что доставляло ей такую радость в прежние годы. И вместо того отправилась спать в десять часов.
Годдар поднялся в свою комнату и окунулся в работу с рвением человека, который исполнил неприятный долг и может, без зазрения совести, отдаться после того любимым занятиям.
VI.
Это было во вторник в час завтрака. Столовая политического клуба была полна проголодавшимися членами Совета из Спринг-Гарденс. Здесь было много и других политических деятелей, которых интересовали заседания Совета. В воздухе стоял гул многочисленных оживленных голосов. Между столиками бесконечно проходили взад и вперед посетители, приветствовали друг друга, пожимали руки, перебрасывались отрывочными разговорами и замечаниями. Преобладающим тоном в разговорах была самодовольная радость по поводу успешно проведенной важной политической меры, и воображение победителей рисовало уже грандиозные картины дальнейших успехов. Лондон будет иметь висячие сады, как древний Вавилон, а реки Нового Иерусалима не сравняются
Годдар сидел за столиком с тремя другими членами клуба. Они намечали план будущего городского рая. Он слушал их с улыбкой. Он недавно высмеял с добродушной сатирой таких мечтателей.
— И все это делается ad majorem L. C. C. [6] gloriam, — сказал он. — Вот в чем вся суть.
Они принужденно засмеялись.
— Вы стали реакционером, — заметил его сосед.
— Я практический человек, — сказал Годдар. — Я могу отождествлять цель и средства. Маттью Арнольд был совершенно прав, назвав веру в чудесное нашим обычным грехом. Мы уже раздули слишком много учреждений не соответственно их назначению. Нам всегда грозит опасность увлечься идеей, что работа существует только для возвеличения ее орудия.
[6] L. С. С. — London Country Couneil — Лондонский Совет Графства.
— А наши идеалы? — вскричал один из собеседников. — Они так же необходимы для жизни прогрессивной партии, как почитание разрушенных древностей для партии тори. Человек — мечтатель, и его мечты вдохновляют его действия.
— Долой тленный мир! — со смехом ответил Годдар.
— Я это понимаю! Но у человека есть разум, чтобы направлять его вдохновения. Пусть у вас будут идеалы — это очень хорошо! Но они должны быть реальные, чтобы можно было достигнуть их, не поступаясь при этом более мелкими реформами. Лучше создавать идеал уже во время работы.
— «Синтетический социализм» — хорошее заглавие, — прошептал журналист.
— Но вернемся к вопросу о совершенствовании и украшении Лондонского Графства, — продолжал Годдар. — Вы желаете, чтобы в Лондоне текли молочные реки с кисельными берегами. Это ваша настоящая цель? Или же цель — только удивить мир? Я думаю, скорее всего последнее. Я верю в прогресс. Я всю свою жизнь отдал на это дело и буду бороться до последнего издыхания. Но я смотрю на себя и на всякое учреждение, к которому я принадлежу, единственно как на орудие в руках социальной эволюции.
Спор был прерван лакеем, который предложил Годдару сладкое блюдо.
— Дайте мне еще кусок ростбифа, — сказал Годдар. — Я голоден!
— Этим и объясняется ваше парадоксальное настроение, — заметил журналист. — Я часто замечал, что ваши мысли всегда парадоксальны, когда вы голодны.
Годдар усмехнулся и откинулся на спинку стула. Взгляд его случайно упал на Алоизия Глима. Депутат стоял в стороне, изящно, как всегда, одетый, с орхидеей в петличке сюртука, и оглядывал комнату. Увидев Годдара, он начал пробираться между столиками с видом человека, нашедшего того, кого он искал. Годдар встал к нему навстречу.
— Я так и думал, что найду вас здесь, — сказал Глим. — Мне нужно серьезно с вами поговорить.
— И мне тоже, — ответил Годдар. — Вас как раз мне и нужно. Мне кажется, что мы хотим переговорить об одном и том же деле.
— Может быть, — сказал Глим, слегка улыбнувшись.
— Слух об Экклесби?
— Какой слух? — спросил уже серьезным тоном Глим.
— О стачке. Я опасаюсь, что надвигается сильная гроза. Разве вы не слышали?
— Ни звука! — возразил Глим.
— Я получил сведения от Вилластона, — продолжал Годдар, — он там секретарем отделения Лиги; он предсказывает кое-какие события. Но пока ничего определенного. Я думал, что вы знаете что-нибудь.