Демагог и лэди Файр
Шрифт:
— Я ведь сказала вам, что я верю в вас.
Ее легкий топ спас положение. Они снова начали говорить, но разговор не был уже так непринужденно оживлен, как раньше. Наконец Годдар встал, чтобы откланяться. Она очень заботливо уговаривала его отдохнуть и спросила, будет ли он еще работать.
— Нет, я лягу спать, — ответил он.
Он долго удерживал ее руку в своей и смотрел ей в глаза.
— Что же, вы будете теперь спать спокойнее, после того, как провели вечер со мной? — спросила она.
— Благослови вас бог! — сказал он прерывающимся голосом.
И, крепко пожав
X.
Это быстрое и сильное рукопожатие заставило лэди Файр вздрогнуть. Она испытывала совершенно новое неведомое ей ощущение. Оно не было похоже на грубое рукопожатие некоторых из ее пылких друзей, которые вдавливали кольца в ее нежную кожу. Рука ее сейчас дрожала и дрожь передавалась всему телу. Невольно она подняла руку и приложила ее к щеке. Сознание того, что она делает, заставило ее вспыхнуть, но она не отняла руки, а медленно опустила ее, пока губы ее не коснулись ладони. И тогда она приложилась к ней губами и погрузилась в мечты. В глазах ее появилась та особая улыбка, которая освещает лицо женщины только в те минуты, когда она остается наедине с собою, со своими грезами и полуиспуганно, полурадостно заглядывает себе в душу.
Постепенно улыбка становилась печальнее и глаза ее увлажнились. Она была не из тех женщин, которые часто плачут. Слезы удивили и обрадовали ее. Они свидетельствовали о том, что ее чувство было искренно. Слезинка повисла на нижней реснице и упала на ее пальцы. Она всей душой скорбела за Годдара. Инстинктивно, не разбираясь в причинах, она чувствовала, что он переживает поражение совсем иначе, чем другие люди. Великая битва, в которую и она была до некоторой степени втянута, была проиграна. Лэди Файр была очень опечалена, но она говорила правду, уверяя его, что она главным образом жалела его. Для нее проигранное дело сконцентрировалось только в человеке, потерпевшем поражение. Она стала думать о том, как утешить его.
В комнате царила полнейшая тишина, прерываемая только легким треском и шипением горящего камина. Белая кошка встала со своей бархатной подушки, вытянулась, бесшумно прошлась по пушистому ковру и снова вернулась на свое место. Лэди Файр продолжала сидеть неподвижно. Она придумывала для Годдара бальзам — новое изумительное средство, которое, как ей казалась, она только что сейчас придумала, но которое было старо, как листья на древе познания.
Внезапный стук в дверь заставил ее вздрогнуть — у нее мелькнула безумная надежда, что это вернулся Годдар. Но вошла кокетливая горничная и доложила о приходе мистера Глима.
Он быстро вошел в комнату. Его обыкновенно спокойное лицо горело от возбуждения.
— Вы видели Годдара?
Он был так занят своими мыслями, что даже не поцеловал, как обычно, ее руки.
— Он только недавно ушел! Зачем он вам?
Вопрос и ответ были произнесены почти одновременно. Она поняла, что что-то случилось. Заметив возбуждение Глима, она приподнялась в кресле и тревожно взглянула на него.
— Мне нужно передать ему новость. Необычайно блестящую новость!
— Слишком поздно! — вскрикнула лэди Файр в отчаяньи. — Разве вы не слышали?
— Нет, нет — еще не поздно! — воскликнул Глим. — Рабочие не заявят о прекращении забастовки до завтрашнего утра — если они только не совсем потеряли голову. Вы мне не дали докончить — у меня имеются, очевидно, более точные сведения. Я имею новости, что фабриканты уступят по всей линии, если рабочие продержатся только еще сутки.
— Они должны продержаться! — вскрикнула лэди Файр. — О, если бы Годдар был здесь!
— Да, это было бы самое лучшее! Я могу послать телеграмму в Экклесби — но это не даст нам полной гарантии. Нужно поймать Годдара во что бы то ни стало. Он должен лично поехать с ночным поездом или с ранним утренним и тогда…
— Он победит! — вскрикнула восторженно лэди Файр.
— Конечно. Пришел, увидел, победил. Теперь это уже наверняка. Зато я и загнал трех лошадей, чтобы его найти. Я был в отчаянии. Я знал, что он уехал из Экклесби. У него на квартире меня уверяли, что он еще не приезжал в Лондон, и ждали его не раньше чем через несколько дней. В клубе тоже его не видали.
— Тогда я решил приехать сюда. По крайней мере, я удивлен, что он в Лондоне. Если же я его не найду, тогда кто-нибудь другой должен будет поехать в Экклесби.
— И Годдар лишится торжества победителя? Нет, нет, его непременно нужно разыскать. Кроме того, рабочие никому не поверят, кроме него.
— Я думал, в крайнем случае, сам отправиться туда, — сказал Глим. — Мне бы они, я думаю, поверили.
— Кто угодно, только не рабочие! Член парламента во фраке, в шесть часов утра! Да к тому же вы бы и простудились на смерть!
Лэди Файр шутила, но внутренне вся дрожала от скрываемой радости. Она побледнела от волнения. Несколько мгновений она сидела, опустив голову, а затем, вскинув свои длинные ресницы, посмотрела на Глима с полузастенчивой улыбкой.
— Что вы мне дадите, если я скажу вам, где вы его можете найти?
— Что угодно! — вскрикнул Глим. — Скажите, где он?
— В Midland Grand Hotel. (в большом отеле «Мидлэнд»).
Она проговорила эту ложь с изумительной непринужденностью и обаятельной улыбкой. Он схватил шляпу со стола, как бы собираясь уйти.
— Я должен был, не теряя времени, приехать к вам. Вы не женщина, а какой-то ангел. Вы приходите на помощь к нам смертным во всех трудностях жизни.
Лэди Файр с улыбкой протянула ему руку.
— Я не хочу вас задерживать! Поезжайте скорее.
Едва он ушел, как она разразилась взволнованным смехом, счастливая, что ей удалось так легко его провести.
Во время разговора с Глимом в ее голове возникла причудливая мысль, которая быстро и незаметно для нее самой превратилась в непреодолимое желание. Ее женский ум быстро выработал необходимый план и ложь была сказана с такой непринужденной искренностью, что Глим ей поверил без всякой задней мысли.