Демагог и лэди Файр
Шрифт:
— А я ожидала, что ты скажешь, что думал обо мне, — сказала она обиженно. — Ты гадкий!
И в течение всего остального времени, пока они не расстались, Годдар должен был потратить всю свою энергию на то, чтобы восстановить «глупые» отношения, которые, по мнению Лиззи, только и могли составить их счастье.
Но когда в этот вечер Дан ложился спать, он в первый раз подумал о том, не могут ли его политические интересы стать причиной серьезных размолвок между Лиззи и им? Для него, конечно, не подлежало ни малейшему сомнению, что он не откажется от них. Тревожные мысли зарождались в нем. Он невольно спрашивал себя — достаточно ли благоразумен тот шаг, который он собирался предпринять? Сомнения мучили его и долго отгоняли его сон.
Но
Это произошло два дня спустя. Он сидел в конторе адвоката и с совершенным изумлением смотрел на маленького бородатого джентльмена, и слушал его, и ему казалось, что голос этого человека доходил до него откуда-то издалека. Годдар пришел сюда, будучи вызван письмом, и принес кое-какие документы, которые у него имелись — брачное свидетельство его покойной матери, свое собственное метрическое свидетельство и старый договор об его учении ремеслу. Годдар думал, что дело идет о какой-нибудь незначительной сумме денег, оставленной ему умершим дядей. Он никогда его не видал, потому что дядя порвал всякие сношения с его матерью за то, что она обесчестила семью, выйдя замуж за простого ремесленника Сэма Годдара. Дан полагал, что суровое сердце старика, безжалостно отказывавшего в помощи своей овдовевшей сестре, смягчилось перед смертью и он постарался хоть несколько загладить свою вину перед ней и ее сыном. Годдар ничего не знал про Гоберта Хэга кроме того, что тот был состоятельный человек и имел магазин галантерейных товаров в Бирмингеме. Но когда поверенный объявил ему, что этот незнакомый дядя умер без жены, без детей, не оставив никакого завещания, и что он, Годдар, его ближайший родственник, является прямым его наследником и получает не только предприятие дяди, но и крупную сумму наличного капитала, который приносил от четырехсот до пятисот фунтов в год, — он открыл рот от изумления и прошло некоторое время, пока Дан, наконец, не пришел снова в себя.
— Разве нет никого, кто бы имел большее право на эти деньги? — спросил он.
— Ни души. После смерти жены и дочери у покойного мистера Хэга не осталось никого из родственников, кроме вас.
— Но как же вы меня разыскали?
Ему казалось, что он живет какой-то фантастической, театральной жизнью.
— Очень просто, — ответил адвокат. — Среди бумаг мистера Хэга были найдены письма вашей матери. В последнем письме, в котором ваша мать обращалась к нему за помощью по случаю смерти вашего отца, был указан адрес столярной мастерской, куда вас отправили на обучение. Там-то мы узнали ваш настоящий адрес.
Годдар встал со стула и прошелся по комнате.
— Во всем этом очень трудно сразу разобраться, — сказал он, останавливаясь перед поверенным. — Что вы бы мне посоветовали?
— Вам следует, как можно скорее, поехать в Бирмингем и побывать в главной конторе нотариуса Тэйлор и Блайс. Они подробно переговорят с вами обо всем — в особенности относительно магазина.
— Его необходимо продать, — быстро сказал Годдар. — Я в этом ничего не понимаю.
— Я бы не советовал продавать его, — сказал поверенный. — По-видимому, это крупное дело. Вам следует его сохранить. Войдите в курс этого дела — и вы скоро с ним освоитесь.
— И сделаюсь галантерейщиком? О, нет! Я очень горжусь своим ремеслом и охотно продолжал бы его. Но носить длинный сюртук и продавать воротнички и галстухи за прилавком — я боюсь, что не гожусь для этого.
Он засмеялся, представив себя приказчиком. Поверенный тоже улыбнулся. Смуглое, энергичное лицо с большим лбом и блестящими глазами, в которых сверкали сила и ум, казалось, было создано для более серьезной работы, чем покупка и продажа галантерейного товара.
— Ну, вы об этом еще подумайте, — сказал адвокат.
— Да, — сказал Годдар, — мне вообще о многом придется подумать эти дни.
Он сел в поезд окружной дороги и поехал обратно в мастерскую, откуда он отлучился на несколько часов. Всю дорогу он был словно во сне. Мысль о богатстве, так внезапно свалившемся на него, все еще не укладывалась в его сознании. Одна за другой возникали в его воображении картины предстоящих перемен в его жизни — одна перемена влекла за собой немедленно другую. Он бросит свое ремесло или, если
Затем Годдар подумал о Лиззи. Он ей сообщит эту новость сегодня же вечером. Он живо представил себе, каким восторженным удивлением вспыхнет ее хорошенькое личико. Но та другая страсть имела над ним большую власть, — и лицо Лиззи потускнело перед блестящими мечтами о работе, борьбе и победах…
Придя в мастерскую, Годдар первым делом отправился искать хозяина, но последнего не было дома. Даниэль снял пиджак, одел фартук, засучил рукава и принялся шлифовать письменный стол. Ему не верилось, что он занимается этим ремеслом в последний раз. Инструменты казались ему уже чужими. Он уже мысленно передавал их молодому подмастерью, который работал рядом с ним. Годдар говорил и шутил с товарищами с обычным своим добродушием, благодаря которому он пользовался общим расположением, но он с трудом поддерживал внешнее спокойствие. Он старательно работал с уверенностью искусного ремесленника. Ящики входили в желобки без малейшей зацепки, выдвижная полка свободно выдвигалась и вдвигалась, и Даниэль был доволен, что ему удалось кончить работу, которую начал. Покончив со столом, он нежно провел рукой по гладкой полированной поверхности столешницы. Он гордился своей работой. Из-под его рук вышла прекрасная вещь.
Он подумал: «Если все, что я буду делать в будущем, окажется так же хорошо, как это, я не должен буду бояться соперников».
Все кончено! Он переговорил с хозяином, товарищи сердечно поздравили его и, по доброму английскому обычаю, выпили в соседнем трактире за его здоровье и будущие успехи. Годдар простился с ремеслом, которое ему доставило много честного счастья. Им снова овладело чувство сказочной неправдоподобности. Перемена случилась так внезапно, так неожиданно! Утром он проснулся бедным рабочим; вечером он заснет обладателем сказочного богатства, а на следующий день поедет за ним в Бирмингем. Несмотря на свою сильную волю, он никак не мог подавить экстравагантные мечты и отнестись к делу спокойно. Воображение не подчинялось разуму и уносило его ввысь, и он невольно строил фантастические воздушные замки.
III.
Мистер Дженкинс (впрочем ему больше нравилось, когда его называли капитан Дженкинс) только один раз был в море, и это было давным-давно тому назад. Большую часть своей жизни он прослужил на пароходе, совершавшем рейсы по Темзе. К тому же он уже давно был в отставке — и у него не сохранилось ни одной черты настоящего моряка. В описываемое время это был толстый, седой старик, и в каждой морщине его обрюзгшего лица, в маленьких, окаймленных красными веками глазах, и в красных прожилках его носа легко можно было прочесть неудержимое пристрастие к спиртным напиткам.
Он сидел в гостиной в кожаном кресле, спиною к окну и пил чай с блюдечка. Годдар и Лиззи чинно сидели за столом. Все было сегодня необычно церемонно: и то, что они сидели в гостиной, и окорок баранины, и сладкий хлеб на столе, и сюртук капитана Дженкинса, и голубая ленточка вокруг шеи Лиззи, завязанная кокетливым бантом. Обыкновенно Годдара принимали в кухне. Но это было еще до его поездки в Бирмингем, и когда у него не было текущего счета в банке. Вот это-то и служило причиной вышеупомянутых необычайностей.