Дембель против бандитов
Шрифт:
— Димочка, может быть, еще чайку выпьете? Может, пирога еще возьмете?
От всего этого Дима Ковалев отвык столь давно, что кажется — и не было подобного никогда: ни заботы, ни зеленого абажура, ни горячего чая с домашним пирогом. Кажется, не реальность это, а добрый-добрый сон из прошлой жизни, к которой больше не будет возврата. И невольно хочется ущипнуть себя, чтобы удостовериться: не сон это, а нормальное человеческое бытие…
Сидя за столом в своей инвалидной коляске, Дима смущался. И не только потому, что отвык от такого внимания к себе. Грязный, небритый, не видевший бани несколько месяцев,
На пороге комнаты появился Илья с целлофановым свертком в руках.
— Так, Митя, я ванну набрал, сейчас тебя помыться отнесу, в чистое переоденешься, — энергично произнес он. — А твои старые шмотки, уж извини, выбросить придется.
С этими словами Дембель положил рядом с бывшим однополчанином новую одежду: белье, джинсовую рубашку, куртку и, немного засмущавшись, брюки.
— Белье чистое, рубашку я только два раза надевал, потом выстирал, а куртка и брюки от покойного братана Лехи остались, — вздохнул Корнилов. — Старенькие, но стираные. Ладно, хватит чаевничать — потом у меня в комнате посидим, чего-нибудь покрепче выпьем. Тебе как, мыться помочь или сам справишься?..
Спустя минут сорок Ковалев, раскрасневшийся после горячей ванны, сидел в комнатке Ильи, довольно щурясь. Люди, еще недавно видевшие этого молодого человека у входа на рынок с аккордеоном в руках, вряд ли бы теперь узнали в нем профессионального нищего. Вымытый, выбритый, благоухающий туалетной водой, он выглядел теперь непривычно свежо и молодо. Да и взгляд инвалида изменился: не было в нем теперь былой затравленности, не было страха и боли…
— Ну что, Дима, надо бы за встречу выпить, — улыбнулся Дембель, извлекая из бара бутылку подаренной на рынке водки и микроскопические стопочки. — Ты водку-то пьешь?
Ковалев с трудом подавил в себе тяжелый вздох.
— Я все пью. И даже чаще, чем следует… Знаешь, на рынке этом долбаном день-деньской сижу, на аккордеоне играю, народ-то сочувствует… Боюсь, не спиться бы мне с такой жизнью…
— Знаешь, Дима, — Илья разлил спиртное по стопочкам, — каждый нормальный человек считает свою жизнь такой, какой ее видит. И у тебя, и у меня в прошлом всякое было: и хорошее, и хреновое. Если хорошее не замечать, а видеть только дерьмо, значит, и жизнь твоя такая. И наоборот… Наша жизнь всегда такая, какой ты ее сам представляешь.
— А будущее? — взвесив в руке стопочку с водкой, надрывно спросил Ковалев. — Какое у меня, безногого, будущее может быть? Как мне на кусок хлеба заработать? Где жить? Кто за меня замуж пойдет? Да и вообще — кому я такой на хер нужен? Правильно говорят умные люди: имеем — не ценим. Вот в девяносто четвертом призвали меня и в Северо-Кавказский округ отправили. Ясно для чего — на пушечное мясо, в Чечню, «единую и неделимую» защищать. Помню, в Грозном впервые в жизни раненых на войне увидел, двух танкистов. У одного кожа с черепа содрана, у другого — ступня расплющена. Как я им сочувствовал! Это потом уже задним умом дошел — завидовать я им тогда должен был! — Дима, заводясь, уже размахивал стопочкой, расплескивая водку. — Кожу на голове зашить можно, кости по осколкам собрать… Мне бы так. А новые ноги не вырастут. Эх, бля, да чего уж там… — горестно закончил он.
— Ладно, об этом как-нибудь потом поговорим, — поморщился Дембель
Друзья, подняв стопки, чокнулись и, выпив, закурили.
— Знаешь, я когда тебя сегодня днем увидел, думал, что обознался, — жадно затягиваясь, сказал Ковалев.
Илья оживился — теперь самое время переменить тему, поговорить о чем-то другом, лишь бы не растравливать товарищу душу. Пусть — о бандитах, пусть — о нашем тяжелом времени, пусть — о жизни в этом городке, но только не об инвалидности Димы.
— И почему же ты так подумал? — хмыкнул Корнилов.
— Так ведь наш ротный говорил, что вроде бы весь ваш первый взвод чечены на блокпосту в капусту покрошили… Взводного вашего, Андрюшку Шаповалова, Игорька из Калуги, ну, который по лыжам кандидатом в мастера спорта был, Валерку из Ростова, Эльдара из Казани… Кто там еще с тобой-то служил?
— Много было, — помрачнел Илья. — Земля им пухом… Как теперь помню — девятого мая девяносто шестого года это случилось… А из нашего взвода один лишь я остался. И не чечены это были…
— А кто?
— Долго рассказывать, потом как-нибудь. Ладно, давай за пацанов выпьем, что оттуда не вернулись… вечная им память!
Выпили молча, не чокаясь, не глядя друг другу в глаза — как и принято за погибших друзей.
Сигарета, зажатая между пальцами Ильи, тихо тлела, и ее полупрозрачный дымок, напоминавший какое-то фантастическое растение, курился над столом.
— Ладно, а к этому грязному цыгану Яше… рабовладельцу хренову, как попал-то? — спросил Дембель, впечатывая окурок в пепельницу.
— Как все, — равнодушно ответствовал Дима. — Сам в рабство продался…
— Постой, постой… — Корнилов не верил своим ушам. — Как это — продался?.. Сейчас же не Древний Рим, конец двадцатого века… Как это живой человек сам себя в рабство-то продать может?
— Живой человек с голодухи да с отчаяния еще и не то может, — ответил Ковалев с неожиданным ожесточением. — Знаешь, ноги-то как я потерял? Взводный наш отправил меня да еще двух молодых в брошенный дом — проверить, что и как. Проверили — все нормально, два обгоревших трупа, а наших, не наших — неизвестно. На обратном пути на «зверей» напоролись. Одного молодого сразу убили, а мы с другим, Васькой из Зеленограда, в камнях залегли. Патронов — по рожку на брата, сам понимаешь, невыкрутка. Чечены тоже залегли. Дело к вечеру, а в горах, как сам знаешь, рано темнеет. Решили — отсидимся до темноты и к своим пробиться попробуем. То, что сзади на нас нападут, не ждали — за спиной скала метров пять и почти отвесная.
— Ошиблись? — догадался Илья.
— Конечно, ошиблись… Чечены-то горные тропки как свои пять пальцев знают. Пара человек осталась напротив нас, постреливали, головы поднять не давали, а остальные в обход двинулись. Ваську гранатой накрыли — сразу в клочья. И понял я — все, не хрена больше ловить. Патронов штук пять осталось. А там внизу пересохший канал был. Решил я по дну его уходить. Только поднялся — мне по ногам длинной очередью и рубанули… Братан, извини, разнервничался… Водки немного плесни, а?!