Дембельский аккорд
Шрифт:
– Ах ты, чмо болотное! – взревел Простаков. – Да я вас!..
Договорить ему не удалось. В наушниках раздался громкий треск, потом глухой шлепок, неразборчиво бормотнули напоследок гортанные голоса, и репортаж из самой горячей точки села Хохол-Юрт неожиданно прервался. Мудрецкий ошалело посмотрел на свой экипаж – бойцы имели весьма бледный вид. Что, впрочем, было легко объяснимо.
– Что делать будем, командир? – первым нарушил общее молчание Резинкин. – Может, завожу, и поехали?
– Не пойдет. – Взводный помотал головой и немного пришел в себя. – Сожгут.
Словно услышав эти слова, ожила рация. На этот раз голос бородатого Закира был четким и громким, да и хрипения поубавилось. Не иначе вышел в эфир не с трофейной развалюхи, а с какого-нибудь чуда враждебной техники.
– Так, лейтенант, ты меня слышишь? «Прием» я тебе говорить не буду, сам кнопку дави, если хочешь. Мне не нужно. Ну, услышал?
– Слышу, – отозвался Мудрецкий. – Как там мой товар, готов к отгрузке?
– Уже почти совсем упаковали, сейчас закончим! – Бородач коротко хохотнул. – А ты наглый, лейтенант! Учти, теперь меняться будем по-другому. Хочешь, я тебе твоих солдат продам? Как будем торговаться, по весу или по головам? Если мало заплатишь – пришлю только голову. Или кусками – ты как больше любишь? – Рядом с рацией загоготали сразу несколько человек. – Может, тебе поджарить? Шашлык хороший будет, на твоем сержанте мяса – как на двух баранах! Нет, как на бычке! Почем будешь говядину брать, лейтенант?
– А мне и сухпая хватает. Так что оставь себе, я не жадный! – Хорошо, что никто, кроме экипажа, не видел лица Юрия. Очень хорошо. Потому что Резинкин, посмотревший своему командиру в глаза, непроизвольно потянулся к люку – распахнуть, выскочить и отбежать подальше. А еще лучше – где-нибудь спрятаться. В отпуске такие глаза видел Резинкин. В дурдоме. У буйных, пока им укол не вкатали. – Вообще-то могу и взять. Потом. Если хочешь. И если заплатишь. Я не жадный, много с тебя не сдеру.
– Нет, слушай, я тебя не понял! – забеспокоился Закир. – Тебе что, твои солдаты не нужны? Ну ты и сволочь, лейтенант Мудрецкий! – В последней фразе Юрию почудилась даже какая-то уважительная нотка. – Тогда я их сразу убиваю, да? Чего мне возиться, у меня еще дела есть!
– Давай-давай, не беспокойся. – Взводный коротким ударом под ребра заткнул возмущенно вякнувшего Валетова. – Как закончишь, скажешь. И быстро-быстро уедешь по своим делам. Очень быстро, понял? Думаешь, я не знаю, чего тебе от меня нужно? Баночки надо, белые такие, с красными надписями. Точно?
– Слушай, а тебе они зачем? Давай поделимся – тебе немножко, мне немножко, и всем хорошо! Все не надо! Сколько у тебя в одной банке?
– Не знаю, подумать надо, – Юрий обернулся и поглядел на газоанализатор, словно школьник на шпаргалку. Помолчал немного, пошевелил губами, что-то про себя подсчитывая, и наконец сообщил ответ: – Ну, я думаю, тысяча точно будет.
– Рублей?! – обрадовался бородач. Потом забеспокоился: – Или ты в баксах хочешь? Тогда немножко
– Ну, ты просил половину, вот половину и получишь. Даже ездить никуда не надо, я тебе так доставлю. Не-е, чува-ак, ты меня-а не по-ял. – Неожиданно изменившийся, тягучий, как жвачка, в эфир ткнулся голос Мудрецкого. – Не штука баксов! Штука доз! Таких, что твои чушкарские копыта сразу откинутся! Вы меня там, бляха-муха, ва-аще достали! Я ща ручку поверну, а потом вас будут на месте в бетон заливать, по-ял, не-ет?!
– Понял, понял. Понял, что на понт берешь, товарищ лейтенант, – знакомо хмыкнул собеседник. – Без приказа не повернешь. Что, думаешь, я ни разу в армии не служил?! Если бы я на тебя сейчас напал, стрелял, пытался сам захватить – тебе, может, и списали бы на боевые и на самооборону, так, лейтенант? Сам, без приказа, ты их только с места на место переложить можешь, и то на каждый шаг две бумажки напишешь. Так, нет? А если кто-нибудь здесь чихнет – тебя все особисты сначала опустят, только потом прокурору отдадут. Это ты Воху пугать мог, не меня. Да, слушай! – неожиданно забеспокоился Закир. – Что ты с ним сделал?
– А что такое? – очень вежливо поинтересовался Юрий. – Случилось что-нибудь?
Закир пророкотал кому-то нечто вопросительное, получил короткий ответ и снова заговорил по-русски:
– Случилось, конечно. А ты что хотел, а? Думаешь, мы не знаем? Ты из хорошего человека зомби сделал, а теперь шутишь? Это хорошо, я такой добрый, а тут тебя резать хотят. И зарежут, если не сделаешь все, как было!
– Это кто там меня резать собрался? Не его вторая теща, случаем?
– Нет, племянник. Слушай, ты только одно скажи – как сделать, чтобы он не отжимался, да?! Лейтенант, я все понимаю: ты не человек, ты химик, но нельзя так! Даже я такого не делаю!
– Потому что не можешь, – лениво откликнулся Мудрецкий. – Ладно, я тоже не зверь. Простаков у тебя там живой еще?
– Живой, наверное. Слушай, что ему будет? Шишка будет, немножко по затылку получил. Кости целые. Пистолет немножко чинить надо – рукояткой били, теперь обойму заклинило. Полчаса полежит, потом проснется, ругаться будет. Правильно?
– Правильно, – согласился Юрий. – Значит, полчаса ваш мэр отжиматься будет. На рекорд идет, однако... Хотя чего там – без противогаза, без песен, прямо детские условия. Зато руки накачает – во какие! Будет у вас свой Шварценеггер, потом губернатором выберете. Или кто у вас тут – президент? Хочешь Воху в президенты выдвинуть, а, Закир?
– Не хочу, я и сам таким президентом могу быть. Даже лучше. Ты скажи, что делать. Мы его связали, а он все равно дергается. Ничего не слышит, не знает, говорит, что он чмо болотное. Ты что сделал, а? Говори, как лечить!
– Да никак не вылечишь, потом само пройдет, – сознался Юрий. – Ну, не сразу, может, через месяц, может, раньше. Или позже. А сейчас он только одного человека слушать будет.
– Ну и скажи ему что надо! – Бородач разозлился и что-то заорал в микрофон на родном языке. Вряд ли это были комплименты.