Демократия (сборник)

Видал Гор

„В отличие от… ну… не-смерти“.

„Техническая жизнь? Вы это имеете в виду?“

„Это вовсе не обязательно ситуация „или — или“, миссис Виктор“.

„Жизнь или смерть? И не обязательно или — или?“

„Инез“, — сказал Билли Диллон.

„Я хочу знать точно. Он это имеет в виду?“

„Я имею в виду, что существует определенная „серая“ область, которая может быть, а может и не быть…“

Инез посмотрела на Билли Диллона.

„Он говорит, что она не вытянет“, — сказал Билли Диллон.

„Это я и хотела узнать“.

Инез стояла у металлической кровати и наблюдала, как

Жанет дышит с помощью респиратора.

Билли Диллон немного подождал, а затем отвернулся.

„Она позвонила мне, — сказала наконец Инез. — Она позвонила мне на прошлой неделе и спросила, помню ли я кое-что. Я сказала, что нет. Но я помнила“.

Когда Инез в Куала-Лумпуре рассказывала мне о том, как она смотрела на Жанет, подсоединенную к системам жизнеобеспечения, она несколько раз упомянула этот телефонный звонок — один из полуночных звонков, которые Жанет обычно делала в Нью-Йорк, или Амагансетт, или туда, где в это время находилась Инез.

„Ты помнишь?“ — обычно спрашивала Жанет во время таких разговоров.

„Ты помнишь агатовую фигурку, которую Сисси держала на столе в холле? Столик черного дерева в холле. Столик черного дерева, про который Лоуэлл Фрэзир сказал, что это — клен, покрашенный черной краской. Ты не можешь не помнить Лоуэлла Фрэзира, ты же помнишь, какой гвалт подняла Сисси, когда Лоуэлл и папа отправились вместе на Фиджи. Тогда, когда папа хотел купить отель. Инез, отель на десять комнат. В Суве. После того, как уехала мама. Или до того? Ты должна помнить. Сосредоточиться. Ну, раз уж я тебя поймала. Я искренне удивлена, что ты подняла трубку, обычно тебя нет, Я наблюдаю совершенно райский закат, а что там у тебя?“

„А у нас — полночь“, — сказала Инез во время этого последнего звонка Жанет.

„Я набрала номер, и ты взяла трубку. Поразительно. Обычно я попадаю на твой автоответчик. Так. Соберись. Я думала о маме. Ты помнишь, как мама плакала наверху во время моей свадьбы?“

„Нет“, — ответила Инез, но она помнила.

В день, когда Жанет вышла замуж за Дика Зиглера в Ланикаи, Кэрол Кристиан уже за завтраком принялась пить шампанское. В том году у нее было занятие — зазывать знаменитостей на радиоинтервью-шоу в Сан-Франциско, и где-то к полудню она принялась звонить своим „звездам“ в отели Вайкики с просьбой, как она выражалась, появиться в роли гостей на свадьбе Жанет.

„Возможно, вы помните, а может быть, и нет, что я — мать невесты“, — говорила Кэрол Кристиан, приветствуя гостей на приеме.

„На твоем месте я бы не так нажимал на выпивку“, — сказал Пол Кристиан.

„Как бы мне подсуетиться: верно выбрать кавалера“, — пела Кэрол Кристиан под аккомпанемент джазового оркестра, приглашенного для танцев на палубе и игравшего на дощатом помосте, который рабочие из „Кристиан корпорейшн“ соорудили на берегу накануне утром.

„Твоя мать превращает вечер в состязания на приз „Чаши роз“ (кто больше выпьет)“, — сказал Гарри Виктор.

„Кэрол — настоящий молоток“, — сказал Дуайт Кристиан.

„Как бы мне не ошибиться: выйти за миллионера“.

Когда Жанет пошла наверх, чтобы переодеть свое белое батистовое свадебное платье,

Кэрол Кристиан начала плакать. „Я не осуждаю твоего дядю Дуайта, — повторяла она, сидя на кровати, в которой лет пятнадцать назад любила подремать с Инез и Жанет. — Он болеет за нас всем сердцем. Это не его вина. Но ваша бабушка. Сисси. Правда. Уж слишком. Как бы то ни было, все рав… Все хорошо, что хорошо кончается в постели. Старая сан-францисская поговорка. Я получила безумно интересную работу, которую я никогда бы не получила, а вы получили…“

Инез, чью беременность уже нельзя было не заметить, сидела на постели и пыталась успокоить мать.

„Мы нашли себе мужей“, — подсказала Жанет.

„Забудьте о мужьях, — сказала Кэрол Кристиан. — У вас были лошади. В свое время их сменили автомашины. Вы брали уроки тенниса.

Если бы я взяла вас с собой, я не смогла бы расплатиться и за перетяжку ваших ракеток.

Не будем вспоминать уроки.

Забудем о маленьких белых платьях.

Не станем заострять внимание на комплектах свитеров из кашмирской шерсти, золотых браслетах и пальто из верблюжьей шерсти.

Я прошу различать Жанет Кристиан и миссис Зиглер — ты стала таковой, имея пальто из верблюжьей шерсти.

Оно было на тебе, когда ты приехала на пасху в 1950-м“.

Mon cher Paul [141] ; с кем ты там… чтобы удрать с этого острова? (Шучу, разумеется.) ХХХХ, К.

Ни Инез, ни Жанет ничего не говорили. В спальне были открыты все окна, и звуки вечеринки доносились наверх в свете заката. Внизу на пляже подруги невесты играли в волейбол в своих льняных платьях. Джазовый оркестрик исполнял попурри из „Моей прекрасной леди“. „Братец Гарри, — услыхала Инез голос Дика Зиглера прямо под окнами спальни, — давай-ка этот парень приготовит тебе настоящий коктейль“.

141

Мой дорогой Поль (фр.).

„Где Инез? — спросил Гарри Виктор. — Я не хочу, чтобы Инез переутомлялась“.

„Хватит этой шипучки, пришло время крепких напитков“, — сказал Дик Зиглер.

„Извините, но я ищу свою жену“, — сказал Гарри Виктор.

„Извините, а кто из вас мужчина? — сказал Дик Зиглер. — Я очень сомневаюсь, что она потерялась“.

Наверху, в темнеющей спальне, Жанет сняла с себя гирлянду розового жасмина и повесила ее на плечи матери.

„Как бы мне подсуетиться: верно выбрать кавалера.

Как бы мне не ошибиться: выйти за миллионера“.

Инез это хорошо помнила.

Инез также помнила, что, когда им с Жанет было соответственно четырнадцать и двенадцать лет, Жанет изучила фотографии Кэрол Кристиан и сделала себе такую же прическу.

Инез также помнила, что, когда им с Жанет было пятнадцать и тринадцать, Жанет выставляла под настольной лампой в своей комнате для занятий почтовые открытки из Сан-Франциско, с озера Тахо и из Кармела и пробовала подражать почерку Кэрол Кристиан.