Демон-Хранитель
Шрифт:
Наскоро приняв душ, не поужинав, чувствуя безмерную усталость, я, зарывшись в подушки и одеяло, уснула.
Вязкая реальность, как будто переступаешь по иловому дну мутной реки, пытаясь выбраться. Но это сон. Туман, оседающий на лицо, но одновременно, проносящийся мимо. Как ухватить что-то за что можно зацепиться? Всё изменяется, нет ничего постоянного. Как сейчас в моей жизни…
— Дженнифер, — слабый, мужской и такой знакомый голос, а в голове мысль: разве может галлюцинация быть настолько любимой? Ещё раз и уже ближе, а я ликую: —
— Сол? — немного с опаской, боясь, что сон развеется и от этой мысли ужасаюсь и цепляюсь за реальность сна, как за ватное одеяло, слышу его облегчённый вздох где-то рядом.
Вдруг как будто кто-то выдёргивает со дна на поверхность, и меня заливает яркий свет: жёлтая трава, валуны, разбросанные в беспорядке перед каменным домом и его тёмная фигура в плаще, который нещадно бьёт свежий горный ветер, трепля из стороны в сторону. Я слышу пение птиц, хотя в тот раз их не было, местность как будто умылась, смывая с себя сто вековой сон. А под моими ногами трава зеленеет.
— Сол, — шепчу я, на что он вздрагивает и оборачивается, я всё ещё не верю. — Тебя нет в реальности — ты мой сон, — произношу я, а из глаз катятся слезы.
Солидафиэль преодолевает расстояние между нами широкими торопливыми шагам, и хочет коснуться меня, но его рука проваливается, не задев, он чертыхается. Я тянусь и ухватываю пустоту.
— Это сон, Джен, — с печалью проговаривает он, его глаза горят, вижу тоску, — мы должны следовать его законам.
Я качаю головой, соглашаясь, и тут же проговорив, чувствую, как слезы подступают к горлу:
— Наш сын…
Солидафиэль тяжело вздыхает и говорит глухим голосом:
— Он под полной защитой Творца и мне разрешают его навещать… иногда…
Моё горло сдавливает душный комок, который не даёт вздохнуть, и я рыдаю, стоя близко с ним, не имевшая возможности обнять его и разделить с ним наше горе. Он стоит рядом, и я вижу, как желваки играют на его щеках.
— Я его никогда не увижу… — проговариваю я себе приговор небес, словно пытаясь усвоить его, но не принимая, — моего мальчика, того, кого мы ждали все девять месяцев. Ты ведь знаешь, каково быть сиротой, и я знаю, а его существование будет сродни сиротству, Солидафиэль, — я опять погружаюсь в пучину слез.
— Посмотри на меня, — говорит Сол требовательно. — Смотри на меня, Дженнифер, — я вздёрнула подбородок и взгляд его голубых глаз с тёмным ободком радужки окутывает меня нежностью, — кричи.
— Что? — недоумеваю, изумлённо глядя.
— Кричи, излей боль, это сон, но только мы вдвоём понимаем, что теперь это наша реальность, которую мы будем делить, пока я не найду возможность вернуться к тебе.
— Ты обещаешь? — надежда в голосе, пока слабая, вперемежку с болью.
— Да, я всегда буду возвращаться к тебе, — твёрдость и уверенность в голосе.
Мой крик огласил окрестности, птицы взмыли в воздух. Боль плеснулась, не задерживаясь во мне, и потоком излилась из меня, думаю не без помощи Солидафиэль.
— Ты скоро проснёшься, — говорит мне любимый. — Я прошу быть очень осторожной, Сатана очень зол, он не может тебя убить, но навредить вполне, я прошу тебя, моя девочка, — только он так может обласкать голосом.
Меня встряхивает и выбрасывает на поверхность. Утро, спальня, слезы на щеках. Сон дороже реальности.
Я, вздохнув, всё же ощутила в себе желание жить, по крайней мере, я не сошла с ума, не может быть галлюцинация настолько любимой — эти слова как маяк теперь. Слова и кольцо.
Позавтракав уже более с аппетитом, я всё-таки позвонила Давиду и он согласился сопроводить меня к своему психоаналитику, по пути болтая о чем-то своём, киношном, рассказывая о новом проекте, зазывая прийти посмотреть на процесс. На что я рассеянно кивнула, всё равно делать было нечего и работы у меня не было. Может быть даже удастся устроиться каким-нибудь помощником помощника. Через довольно-таки продолжительное время мы всё-таки добрались до специалиста, который когда-то помог Тарантино разобраться с его болезненной привязанностью к крупным женским ступням, отделив его личные привязанности от профессиональной деятельности.
Психоаналитик показался мне хорошим человеком, хотя что-то в его облике настораживало, но возможно просто не общалась так часто с докторами, чтобы судить всех по одному. Коротко переговорив с Тарантино, который прежде чем выйти, одобрительно мне улыбнулся, он уставился на меня немигающим взором, под которым я немного съёжилась, ещё раз поймав себя на мысли, что мне крайне неуютно в его присутствии.
Я уже было поднялась со стула, как слова доктора буквально придавили меня обратно, и специалист неторопливо стал подходить ко мне, при этом вкрадчиво и с затаённой злобой начал говорить:
— Что, Дженнифер, как тебе, нравится быть одной, как и предписано по судьбе?
Я вздрогнула и более внимательно вгляделась в лицо психоаналитика, почти нависшего надо мной. Его глаза полыхнули красным огнём, на лице проявился бурый шрам, «подаренный» мною на вечную память хозяину преисподней.
— Сатана? — переспрашиваю я, хотя понимаю, что это лишнее.
— Ты думала, что я оставлю тебя в покое? — «психоаналитик» менялся в лице, то становясь прежним, то преображаясь в Сатану.
— Убьёшь меня? — шутливо проговорила я.
— Чтобы ты прямиком попала в руки Творца и у меня бы никогда не было шанса тебя мучить? — зло хохоча, проговорил мужчина.
— Ты же хочешь меня убить, причинить мне дикую боль, свернуть шею, видеть, как я хриплю, как мои руки пытаются отнять твои, и наконец я замираю, испустив дух, а ты удовлетворённо вздыхаешь… — подначивала я короля ада, чуть пристав со стула и приблизила к его лицу своё.
Он плотоядно улыбнулся и облизнул губы, произнося: