Демон Максвелла
Шрифт:
– А редакция заплатит Блингу хорошенькую сумму за молчание, чтобы он надел на себя голубенький костюмчик с капюшоном и сел на самолет в Цюйфу или куда там.
– Сколько? – интересуется Блинг.
– Я думаю, тысяча американских долларов сможет покрыть расходы.
Теперь редактор вынужден ждать целую минуту. Однако Блинг не спешит – «А как насчет еще пятисот долларов на обратную дорогу?». Фотограф уже прикидывает расположение фотографий на странице «Иллюстрированного спорта»: парень выходит из самолета в Юджине, встречается с тренером в Хеварде, пожимает руки у Капитолия на фоне золотого первопроходца…
– Давай-ка посмотрим на твою фотографию в паспорте, Блинг.
– Не менее трех тысяч китайских юаней. Это – разумный компромисс.
– Китайский Шейлок!
– А как мы это осуществим? Его надо похитить у тренеров…
– Мы пригласим его на завтрашнюю экскурсию по Великой стене! – предлагает фотограф, мысленно добавляя к своему фотомонтажу еще одну картинку. – Что скажете, мистер Редактор?
– Для начала: Блинг на него ни капли не похож, – замечает редактор. – Глаза разные. Носы. Дай мне взглянуть на свою фотографию, Блинг, потому что пока мне кажется, что даже если мы загримируем пацана, таможеннику хватит одного взгляда, чтобы…
Он умолкает, глядя в раскрытый паспорт.
– Боже милостивый, Блинг, как тебе удалось добиться разрешения сниматься в этих идиотских очках?
– Они лечебные, – поясняет Блинг.
Едва заметив Янга в банкетном зале, все тут же направляются к его столу и снова поздравляют, с таинственным видом пожимая руку. Блинг переводит, что они приглашают его поехать вместе с ними на Великую стену. Юноша моргает, краснеет и поворачивается к тренеру в ожидании совета. Тренер объясняет, что это невозможно, так как все китайские бегуны идут завтра на выставку достижений сельского хозяйства. И благодарит за любезность.
По дороге к своему столику Блинг с журналистом выдумывают еще целый ряд возможностей для личной беседы с Янгом – Блинг следует за ним в туалет… Блинг зовет его к телефону, стоящему в вестибюле… И тут на помощь к ним приходит мастер неожиданности мистер Муд.
– Тренеры рассказали мне, что вы пригласили мальчика из провинции, – замечает он, останавливаясь у их столика. На этот раз он облачен в свободную спортивную куртку без галстука. – Я обсудил ваше приглашение с мистером Венлао и мистером Квисаном, и все мы считаем, что это будет очень полезно для обеих наших стран. К тому же говорят, что наш маленький Янг никогда не видел Великой стены. Китай должен предоставить своему юному герою право увидеть ее, не так ли?
Все кивают. А Муд интересуется, как продвигается наш репортаж. Все лучше и лучше, – сообщает ему журналист. Муд произносит что-то еще и отчаливает:
– Простите, это не тот танзаниец, который зацепил американца? Я должен его поздравить. Что касается нашего мальчугана, я обо всем договорюсь. Спокойной ночи.
– Вот черт! – бормочет редактор, когда Муд отходит. – Черт! Черт!
На следующий день Муд продолжает пребывать в жизнерадостном расположении духа, и одет он еще менее официозно – джинсы и спортивная куртка. Он соглашается останавливать автобус повсюду, где его просят. Он смеется над едкими замечаниями Блинга и лучится счастьем. Он чувствует, что прекрасно справился с порученным ему делом – никаких неприятных происшествий, к тому же ему удалось многое узнать об американцах. Как говорится, он начал осваиваться. Так что, когда после прогулки по Великой стене Блинг спрашивает, что тот скажет, если они с мистером Янгом немножко пробегутся, поразомнутся перед долгой обратной дорогой, Муд с самой благожелательной улыбкой отвечает фразой, которую, видимо, приберегал как раз для такого случая:
– Конечно, ребята. Делайте что хотите.
И Блинг со смехом скрывается с Янгом за поворотом.
Журналисты играют со школьниками, а мистер Муд курит с водителем. Повсюду кишат туристы. А Великая стена, как надменный каменный дракон, превышающий своими размерами песчаных червей Дюны, а тяжестью Великую пирамиду Гизы, извиваясь, уходит вдаль.
И все-таки ей недостает величественности. Будучи одним из чудес света, она не столько вдохновляет,
Стена не отвечает.
Бегуны появляются почти через час. Они приближаются шагом, и Блинг уже не улыбается. Однако, встретившись глазами с журналистом, кивает и произносит одними губами: «Он сделает это». Очень мрачно. Воодушевление куда-то испаряется. Блинг надевает свои синие очки и залезает в автобус. Янг садится через проход от него и отворачивается к окну.
Обратная дорога проходит в тишине, потому что, как решает Муд, на следующий день все улетают. Наверное, это очень грустно – покидать Пекин. Поэтому, прощаясь на гостиничной стоянке, он всех нежно прижимает к груди и говорит, что, если им когда-нибудь надоест капиталистический менталитет, пусть свяжутся со своим другом Вун Мудом из Пекина. Он позаботится о том, чтобы Китай принял их.
Блинг продолжает молчать до самого лифта, и, только войдя в него, журналисты хором спрашивают:
– Ну?
– Я должен встретить его на такси, когда он завтра отправится на утреннюю пробежку. Документы он возьмет с собой.
– Отлично! Пекинские принц и нищий!
– А что он сказал? Когда ты ему предложил?…
– Он рассказал мне о том, как погиб его отец.
– Ну?
– Несколько лет тому назад здесь были организованы совершенно бессмысленные чистки интеллигенции, на которую повесили все, что только могли. Врачи, преподаватели, адвокаты, журналисты – их обвиняли в каком-нибудь преступлении против Культурной революции, а потом нагишом водили по городу, повесив на шею плакат с обвинением. А соседи и родственники должны были бросать в них грязь и мочиться на них. Разве вы не знаете, что мы, китайцы, страшные варвары? На самом деле в нас нет никакой покорности и послушания. Просто у нас никогда не было свободы. Если бы можно было пойти в пекинский универмаг и купить там ружья, как в Америке, весь город бы купался в крови.
– Блинг! Так что с этим парнем?
– А то же самое. Здесь, в Пекине, преследовали врачей. За то, что они лечили представителей господствующего класса и занимались буржуазными сердечными приступами. В результате двадцать лучших врачей, сливки национальной медицины, покончили жизнь самоубийством, отравившись в знак протеста.
– Вот так да!
– А в провинции Янга преследовали учителей. Его отец был профессором поэтики. И его приговорили к публичному унижению за то, что он рассказывал о какой-то попавшей в опалу книге. После долгих преследований он и еще десяток его коллег вышли на середину университетского спортивного зала в разгар турнира по настольному теннису, достали мечи и выразили свой протест.
– Похоже на принцип домино.
Блинг кивает:
– На последнего в шеренге возлагалась двойная обязанность – убить соседа и покончить с собой. Естественно, было сделано все, чтобы это не попало в печать, но остались фотографии. Этого не удалось замолчать даже в Китае.
– Боже милостивый.
– Вот этим последним и был отец пацана.
– И поэтому он согласился участвовать в нашей идее?
– Это плюс стипендия… думаю, она тоже должна была сыграть какую-то роль.
На следующее утро они ждут своих принца и нищего столько, сколько могут. Фотограф перебирает алюминиевые кофры. Журналист роется в карманах, проверяя, не осталось ли там марихуаны. Редактор оплачивает телефонные счета.