Демон осени
Шрифт:
– Лера, езжай домой и ни с кем не разговаривай, ясно? – я нервно сглотнула, глядя в серьёзные, такие необычные и красивые, но такие неприветливые и холодные глаза этого странного парня. – Тебе ясно? – повторил он свой вопрос, и я неуверенно кивнула.
Да, мне было ясно, что он требует от меня – свалить отсюда, причём молча. А кивнула я только ради того, чтобы он отпустил меня. И он отпустил, резко отвернулся от меня и быстрым шагом подошёл к группе ребят, которые как раз заходили в открытую каким-то мужчиной дверь.
Я осталась одна стоять в коридоре и глядеть в удаляющуюся от меня спину чуть прихрамывающего паренька. Что-то было в нём странное.
Несколько минут я пребывала в ступоре, не зная, что делать, но, не привыкшая лгать самой себе, я быстро призналась: мне хочется побольше пообщаться с Максом и узнать о том, в чём причина его холодного отношения ко мне. Именно ко мне, а не к Лере, как бы странно это не звучало. Ко мне, хоть он и полагает, что я Лера. Так я рассудила, исходя из факта, что парень относился к Лере вполне нормально, даже, видимо, хорошо, до тех пор, пока она не стала мной.
Желание разобраться, отчего Макс столь странно относится ко мне, и отчего он, несмотря на всю жёсткость и полное несоответствие моим идеалам, так приглянулся мне заставило меня собраться с духом и войти в аудиторию, в которой только недавно скрылся этот парень, чья острая щетина, казалось, всё ещё ощущалась на моих губах, хотя уже прошло около десяти-пятнадцати минут с тех пор, как он целовал меня на мосту.
Я планировала войти в помещение последней, тихо и незаметно, притулиться там где-нибудь, посидеть, поосматриваться, а после уже решить, что предпринять дальше. Но стоило подойти к молодым людям, что заходили в аудиторию неспешно, болтая и над чем-то смеясь, как меня любезно пропустили вперёд, заметив сразу, несмотря на то, что я старалась не привлекать их внимание.
Пришлось мило улыбнуться и зайти в просторное помещение с огромными окнами в рамах с облупившейся от времени краской и рядами столов и скамеек. Я растерянно замерла, но быстро сориентировалась и выбрала себе местечко, где, как я рассудила, меня будет не так хорошо видно: уселась я на «камчатку» – на самый последний ряд, где-то посередине помещения. Это место показалось мне надёжным.
Макс, вошедший раньше меня, но, отвлечённый на разговор с каким-то пареньком, заметил меня, неодобрительно поджал губы и сел подальше от меня к окну, кинув свой рюкзак на широкий подоконник. Это было логично и даже обижаться не получалось: как ни крути, парень был прав. Лера вела себя странно, и он желал держаться от неё подальше. Поймав мой взгляд, парень неожиданно слегка улыбнулся и потряс тетрадью, зажатой в руке. Я огляделась, удостоверяясь, что подобные предметы лежат перед каждым присутствующим, нахмурилась и пошарила в своей сумке. Ручка и тетрадь в ней, благо, обнаружились, и я смогла принять должный вид. Правда, тетрадей в сумке лежало несколько, но я взяла первую попавшуюся, поскольку разницы для меня не было никакой. Решив, что это даже любопытно, послушать, что расскажут здесь умные взрослые люди, я уставилась на старичка, который устало уселся на стол и, задумчиво разведя руками, спросил:
– И чего вам всем дома не сидится? Погода-то какая, неужели не хочется
– Мы можем уйти! – крикнул кто-то справа от меня весёлым бодрым голосом.
– Да ладно уж, – махнул рукой старик. – Сидите уж, раз пришли… – он вздохнул, пробурчав: – Мельчает нынче студент, мельчает… – а потом неожиданно приободрился и возвестил: – Начнём, пожалуй!
Я посмотрела на Макса, не таясь. Он явно не намеревался внимать рассказам старика, и, подложив под голову свой рюкзак, вознамерился… спать. Я ошарашено смотрела на него, пока он не заметил меня и не отвернулся к окну, демонстрируя мне свою макушку, волосы на которой высохли весьма забавно и смотрелись небрежно, но мило, словно он специально делал себе такую небрежную причёску. Растерянно оглядевшись по сторонам, я поняла, что, собственно, никто не собирается записывать или же слушать. Каждый из присутствующих парней излучал сонливость и безразличие. Впрочем, старичка этот факт ничуть не смущал. Казалось, он говорил сам с собой, не заботясь о том, чтобы подаваемая им информация была усвоена или хотя бы услышана. Даже глядел он куда-то сквозь стекло окна, и, видимо, находил там нечто занятное, так как временами привставал, чтобы лучше разглядеть, что там происходит, на улице.
– Почему вас так мало? – неожиданно спросил он, словно увидел нас только что и будто и не он минуту назад недоумевал, почему мы вообще пришли.
Он успел озвучить свой вопрос вовремя, пока все ещё не уснули все собравшиеся.
– Так вчера футбол был! – отозвался некто с первых рядов, который, судя по голосу, спать не намеревался.
– Ну и что? – продолжал выяснять старик. – Я тоже смотрел!
– Вот именно! – не растерялся говоривший. – Вы смотрели, а некоторые болели!
– То есть, те, кто сейчас здесь – смотрели, а те, кого нет – болели? – уточнил старик. – Ясно…
Я помотала головой. О чём они говорили и в чём был смысл, я не поняла и потому принялась смотреть на макушку Макса, который уютно расположился и, кажется, успел задремать. Вздохнув, я предприняла попытку снова вслушаться в речь старика, поскольку он снова начал говорить что-то, не обращаясь к аудитории.
– Вы пришли сюда получить не профессию, а образование! – вещал он, и здесь хотя бы я понимала смысл сказанного, что несомненно радовало. – Вот я начинал в цеху… Да, тогда на заводе работали в основном заключённые.. Но в нашем 47-ом заключённых не было, зато все были пьяные… – он долго предавался воспоминаниям, которые должны были убедить всех присутствующих в необходимости учиться и тянуться к знаниям.
Никто, правда, его не слушал и потому не мог даже поразмыслить над правдивостью его слов. Я всё смотрела на Макса, размышляя, стоит ли продолжать донимать его своим общением с ним или же отправиться на поиски кого-нибудь другого. В любом случае следовало признать, что я была бы обузой любому, кто рискнул бы со мной связаться. Вон, Макс поссорился с девушкой… И тут я подумала: что, если он не спит, а просто расстроен. Из-за меня. Из-за того, что девушка обиделась на него. И потому сейчас он вовсе не мирно дремлет, отвернувшись к окну, а грустит, обиженный и брошенный. Наверно, я ощущала свою вину, и от этого в голове моей вырисовывались какие-то печальные версии о том, как бедный парень сейчас страдает, и о том, что нужно выяснить, точно ли он просто решил поспать.