Демон пробуждается. Сборник. Книги 1 - 19
Шрифт:
Браумин перевел глаза на Джеховита. Старый настоятель может оказаться серьезным противником. Джеховит не один десяток лет был наделен огромной властью и знал, что этим он обязан именно королю Данубу, а не ордену.
Браумин кивком головы пригласил Джеховита последовать за ним. Им необходимо было поговорить без свидетелей.
По утрам Пони почти всегда с трудом вылезала из постели, и нынешнее утро не было исключением. Браумин Херд считал: то, что должно произойти сегодня, намного важнее, нежели любое нападение поври, в особенности последнее, закончившееся столь быстрым их поражением. Однако для Пони это была просто очередная встреча в нескончаемой цепи таких же пустых и бесцельных встреч. Люди постоянно о чем-то
Люди привыкли считать любое событие важным и знаменательным, но так ли это на самом деле?
Вопрос этот преследовал Пони с момента гибели Элбрайна; он неотступно преследовал ее и заставлял молчать во время подобных встреч, когда она знала, что достигнутое согласие недолговечно. Имело ли вообще происходящее какой-то смысл?
Взять хотя бы войну с демоном-драконом. Они дошли до Аиды и уничтожили телесное воплощение дракона. Казалось бы, они совершили замечательный, героический поступок, стоивший жизни Эвелину и Тантан. Однако победа над драконом привела лишь к большим несчастьям. Отец-настоятель Маркворт, боясь за власть, объявил Эвелина еретиком. Он послал своего собрата — опытного и безжалостного убийцу — для расправы с беглым монахом. Впоследствии, узнав, что камни перешли в другие руки, Маркворт делал отчаянные попытки разыскать тех, у кого они находились, — Элбрайна и Пони. Подручные отца-настоятеля схватили приемных родителей Пони и их сына Греди, которого убили по дороге в Санта-Мир-Абель. Петтибва и Грейвис оказались в монастырских застенках, где и встретили мученическую смерть.
Пони надеялась, что этот конфликт окончится раз и навсегда, а он лишь приобретал все новые и новые трагические повороты. Впрочем, для двоих он действительно окончился — для самого Маркворта и для Элбрайна. Но не успели их тела остыть в земле, как борьба возобновилась. Возникли новые и не менее серьезные трудности, чреватые, как считал брат Браумин, уничтожением всего, что было достигнуто ценой неимоверных жертв.
Размышляя обо всем этом, Пони провела рукой по животу. Демон Маркворт жестоко повредил ей чрево, забрав оттуда ребенка и оборвав биение сердца, стучавшего в одном ритме с ее собственным.
А люди меж тем продолжали воевать. Охваченная горем, Пони не могла представить, что эти сражения когда-нибудь кончатся. А без веры в будущее, без проблеска надежды как заставить себя вскакивать с постели и радостно нестись на очередную «важную» встречу?
И все же Пони встала, умылась и оделась. Она пойдет туда, уступая просьбам Браумина, Делмана, Кастинагиса и Виссенти. Она помнит, как эти монахи встали бок о бок с нею и Элбрайном в минуту тяжелых испытаний, как отказались выступить против них вопреки угрозе заточения и мучительной смерти. Она должна сделать это в память о брате Ромео Муллахи, который предпочел спрыгнуть со священного плато в Барбакане и разбиться насмерть, но не сдаться Маркворту. Наконец, она должна сделать это ради Эвелина и той церкви, какая виделась ему, — пусть сама она и не верит, что подобное когда-нибудь произойдет.
Пони неспешно шла по коридорам Сент-Прешес. Когда коридор сделал последний поворот и вывел в переднюю, за которой находился зал, подготовленный для встречи с королем, за спиной Пони послышались шаги — шаги сильного и энергичного мужчины.
— Приветствую тебя, Джилсепони, — сказал подошедший герцог Калас. — А я думал, что ты вместе с братьями готовишься к визиту короля.
— Я уже обсудила все с братом Браумином, — небрежно ответила Пони.
Она намеренно не назвала имен других высокопоставленных монахов, например настоятеля Джеховита, непрестанно обсуждавшего сложившуюся ситуацию.
Калас не ответил. В тишине раздавались лишь легкие шаги Пони и чеканный шаг обутого в тяжелые кованые сапоги герцога.
Возле двери Калас задержал Пони.
— Тяжелое сражение состоялось вчера утром, —
Пони усмехнулась столь внезапной перемене темы.
— Не думаю, что это так, судя по количеству раненых, — ответила она.
— Спасибо искусству Бригады Непобедимых, — поспешно добавил горделивый Калас. — Многочисленные враги жаждали битвы, но точно выбранный нами порядок боевого построения и согласованность действий обратили поври в бегство.
Снедаемая подозрениями, Пони кивнула. У нее не было убедительных доказательств, чтобы оспаривать слова герцога.
— Мне доставило удовольствие видеть тебя на стене, когда мы возвращались в Палмарис, — сказал он, пристально глядя на Пони. — Хорошо, что ты знаешь, какую силу в нынешние тревожные времена представляют собой гвардейцы Бригады Непобедимых. Думаю, это придало тебе уверенности в том, что мы — ты и я — сражаемся против одних и тех же врагов.
Пони стоило значительных усилий не рассмеяться этому человеку прямо в лицо. Калас явно заигрывал с ней. Нет, он конечно же не ждал мгновенных результатов. Герцог, как и другие, прекрасно понимал, что овдовевшая менее четырех месяцев назад Пони скорбит по Элбрайну. Калас действовал более тонко, в расчете на будущее, и она ясно это видела. На самом деле он был не первым, и подобное отношение к ней стало обычным. Пони не питала иллюзий, будто ее красота и обаяние заставляют аристократов из королевского окружения ухаживать за ней. Да, она красивая женщина, но в свите Дануба немало придворных красавиц, преуспевших в искусстве обольщения. Она понимала, что скрывается за словами Каласа. Пони стала важной персоной, и для нее возможность обретения церковной или светской власти была сейчас выше, чем у любой другой женщины в королевстве. Здесь она превосходила даже Делению — настоятельницу Сент-Гвендолин, самую высокопоставленную женщину церкви Абеля. Монахи в Палмарисе предложили ей высокий пост в ордене. Пони не сомневалась: одного слова было бы достаточно, чтобы ее сделали главой Сент-Прешес. Король Дануб предложил ей титул баронессы и управление Палмарисом.
Будь у Пони желание, она могла бы в считанные дни оказаться на самых высотах власти.
Герцог Калас был искусным политиком. Он понимал ее настроение и умело использовал свои чары. Герцог не учитывал только одного: для Пони эти чары ничего не значили.
— Если бы на поле боя я был ранен, я бы обратился к Джилсепони с просьбой исцелить мои раны, — продолжал герцог, искренне считавший, что делает ей величайший комплимент.
Пони едва не расхохоталась. Она видела этого человека насквозь. Герцог Калас мог бы заполучить любую женщину в королевстве. Ему достаточно было провести рукой по своим густым, курчавым, темным волосам или взмахнуть такими же густыми, темными ресницами — и любая придворная дама упала бы к его ногам. Пони видела, что герцог Калас внешне очень привлекателен и даже красив.
Но по сравнению с Элбрайном все его великолепие бледнело! Калас был подобен мастерски написанному пейзажу, изображавшему величественные горы, он напоминал красивую картину. Однако красота Элбрайна была намного глубже. Элбрайн сам был этими горами с их бодрящим свежим воздухом, со всеми их красками и ароматами. Он был волнующим и настоящим переживанием. Щегольство и тщеславие Каласа не шли ни в какое сравнение с мужественностью Элбрайна, и даже рядом с призраком Полуночника герцог выглядел весьма бледно.
Внезапно Калас перестал улыбаться и, отойдя в сторону, закашлялся. Похоже, Пони не удалось сделать надлежащее лицо, и на нем, как в раскрытой книге, можно прочесть все ее мысли.
Пони отвернулась и закусила нижнюю губу, надеясь, что ей удастся скрыть едва не сорвавшуюся с губ презрительную усмешку.
— Королю пришлось задержаться, — послышалось сзади.
Пони и герцог обернулись и увидели придворную даму Констанцию Пемблбери, быстрыми шагами направлявшуюся к ним. Она повторила эту фразу, буквально поедая Пони глазами. Намек Констанции был понятен: королю Данубу пришлось задержаться из-за нее, Констанции!