Демон ростом в два сантиметра
Шрифт:
Это стало настолько известным, что все преступники, от мелких карманников до крупных политиков и промышленников, отказывались от допросов у других следователей.
– Приведите Вандевантера!
– кричали они.
– Я ему расскажу все, как на духу!
– говорил карманник.
– Я ознакомлю его с фактами, расположенными в должной последовательности мною лично, - говорил политик.
– Я объясню, что этот правительственный чек на сто миллионов долларов случайно лежал у меня в ящике с мелочью, а мне как раз надо было дать на чай чистильщику сапог, -
В результате он разваливал все, к чему прикасался. Он отличался абсолютной леворукостью - выражение, придуманное одним моим грамотным приятелем. Конечно, не помните - я имею в виду не вас. Я ведь сказал грамотным приятелем.
Шли месяцы, нагрузка в судах падала, а бесчисленные громилы, мошенники и рецидивисты возвращались в объятия родственников и друзей без малейшего пятнышка на репутации.
Естественно, Нью-Йорк довольно быстро оценил ситуацию и раскопал причину. Вандевантер проработал всего два с половиной года, как заметил, что товарищи, к которым он привык, его избегают, а начальство встречает его недовольной и озадаченной гримасой. О повышении даже и речи не было, хотя Вандевантер при всех казавшихся ему удобными случаях поминал своего дядю главу администрации.
Он пришел ко мне, поскольку молодым людям в трудную минуту свойственно обращаться за помощью и советом к мудрым мира сего... не понимаю, что вы имеете в виду, когда спрашиваете, кого я мог бы рекомендовать. Пожалуйста, не отвлекайте меня на посторонние темы.
– Дядя Джордж, - сказал он.
– Похоже, что я влип в полосу затруднений.
Он всегда называл меня "дядя Джордж" под впечатлением моего достойного и блестяще-благородного вида, сообщаемого мне ухоженными белыми манжетами не то что эти ваши сомнительные запонки.
– Дядя Джордж, - продолжал он, - меня ни за что не хотят повышать по службе. Я все ещё начинающий детектив нулевого класса. Мой кабинет посреди коридора, а ключ от уборной не подходит к замку. Мне это безразлично, но моя дорогая Минерва с её безыскусной неиспорченностью может посчитать, что я - неудачник, и её маленькое сердце при этой мысли просто разрывается. Она говорит: "Я не хочу выходить за неудачника. Надо мной смеяться будут", - и у неё губы дрожат.
Я спросил:
– Мой милый Вандевантер, у ваших неприятностей есть какая-нибудь причина?
– Никакой. Для меня это абсолютная загадка. Признаю, что я не раскрыл ни одного преступления, но я не думаю, что дело в этом. Никто же не ждет, что все они будут раскрываться.
– А другие детективы раскрывают хоть малую толику дел?
– Время от времени бывает, но их способ действия вызывает у меня глубокий шок. У них такое мерзкое чувство недоверия, такой разъедающий скептицизм, такая манера смотреть на подозреваемого и цедить сквозь зубы: "Вы подумайте!" Или: "Расскажите вашей бабушке!" Это унижает людей. Это... это не по-американски.
– А может быть, что такие подозреваемые говорят неправду, и к ним следует отнестись со скептицизмом? Вандевантер на мгновение опешил:
– Вы знаете, я думаю, что это возможно. Какая ужасная мысль!
–
Тем же вечером я вызвал Азазела - двухсантиметрового демона, который мне пару раз помог за счет присущей ему волшебной силы. Я вам про него никогда не говорил... Ах, говорил? Что, в самом деле говорил? Ну, ладно. Он появился в маленьком круге слоновой кости на моем столе, когда я сжег по периметру этого круга специальные снадобья и произнес несколько древних заклинаний - к сожалению, не могу посвятить вас в детали.
Он появился одетый в длинную ниспадающую мантию - длинную по крайней мере в сравнении с двумя сантиметрами, коими измеряется его рост от основания хвоста до кончиков рогов. Одну руку он простер вверх и что-то быстро говорил визгливым голосом, помахивая хвостом.
Ясно, что он находился в процессе какой-то церемонии. Он из тех созданий, которых всегда занимают несущественные подробности, Мне никогда не удавалось его застать в состоянии спокойного отдыха или достойного ничегонеделания. Он всегда занят какой-нибудь несвоевременной ерундой и страшно злится, когда я его отрываю. Однако на этот раз он меня сразу признал и улыбнулся. По крайней мере, я думаю, что он улыбнулся, потому что черты его лица рассмотреть трудно, а когда я однажды взял для этого лупу, он безмерно оскорбился.
– Отлично, - сказал он.
– Такая перемена меня устраивает. Речь была отличная, и я уверен в успехе.
– Успехе в чем, о Великий? Ведь успех, несомненно, сопровождает все твои начинания.
(У него слабость к такой грубой лести. В этом смысле он как-то забавно напоминает вас.)
– Я прохожу на правительственный пост, - сказал он довольно.
– Меня должны выбрать мырдоловом.
– Могу ли я почтительно просить снизойти к моему невежеству и объяснить мне, что такое мырд?
– А, это такое мелкое домашнее животное, которое у нас разводят для забавы. У некоторых этих мырдов нет лицензии, и мырдолов их отлавливает. У этих мелких зверьков звериная хитрость и отчаянная храбрость, и заниматься этим должен кто-то с интеллектом и мощью - любой другой провалит дело. Тут некоторые фыркали и говорили: "Азазел? Да его разве молено выбирать мырдоловом? "- но я им покажу, что справлюсь, Так чем я могу тебе помочь?
Я объяснил ситуацию, и Азазел страшно удивился:
– Ты говоришь, что в твоем ничтожном мире особь не может определить, соответствует ли объективной истине утверждение, сделанное другой особью?
– У нас есть такое устройство, называется "детектор лжи", - объяснил я.
– Он измеряет кровяное давление, электрическую проводимость кожи и тому подобное. Он может определить ложь, но с тем же успехом определяет нервозность и напряжение, принимая их за ложь.
– Это понятно, но ведь есть же тонкие параметры функционирования желез, свойственные любой особи, по которым всегда можно определить ложь или это вам неизвестно?
Я уклонился от этого вопроса.
– Есть ли способ дать возможность детективу нулевого класса Робинсону определять эти параметры?