Демон скучающий
Шрифт:
– Я бы не сбрасывал его со счетов.
– Если так, то скоро Николай сделает предложение, и нам придётся вернуть ему то, что мы отобрали у его папашки, – рассмеялся Селиверстов.
– Или придумаем ответную гадость, – добавил Урмас, который не любил расставаться с собственностью.
– Будет зависеть от того, что у Николая на нас есть.
– Да, это важно. – Кукк помолчал. – Так что мы делаем?
– Пытаемся добраться до Абедалониума. В настоящий момент, против нас играет он, всё остальное – домыслы. Значит, нужно определить, кто он,
– Звучит разумно.
– Спасибо.
Кукк выдержал паузу, словно хотел заказать ещё одну порцию коньяка, а затем, глядя собеседнику в глаза, спросил:
– Больше ничего не хочешь сказать?
Но смутить Фёдора у него не получилось.
– Ты об этом? – Селиверстов открыл на смартфоне фотографию и показал Урмасу. – Авторская копия «Демона скучающего» и благодарственное письмо от Абедалониума. Доставлены вчера.
– Мне тоже привезли вчера. Прямо на работу. – Голос Кукка дрогнул. – И мне это не нравится.
Шиповнику Феликс позвонил из машины, когда ехал от дома Орлика в «Манеж». Вчера, разумеется, тоже звонил, доложил, как добрался и устроился, сейчас же рассказал о мёртвом ювелире и его связи с делом Кости Кочергина. В конце доклада не забыл поделиться сомнениями:
– Слишком гладко, Егор Петрович. Преступление старое, следы наверняка заметали надёжно, несколько лет царила тишина, но всё рассыпалось, как по щелчку. Мы ведь не по следу идём, а улики лопатой в мешок собираем.
– Согласен, – отозвался Шиповник. – Будем надеяться, что токсикология покажет что-нибудь интересное, тогда будет за что зацепиться.
– Будем, – согласился Вербин. – Если в естественной смерти Орлика возникнут сомнения, мне станет проще.
– Тебе уже сказали, что преступник найден, а значит, ты можешь ехать домой? – понял Шиповник.
– Пока – в шутку. Но если вы скажете…
– Ты знаешь, что я могу тебе сказать: ищи преступника.
– Спасибо, Егор Петрович.
– Ждал чего-то иного?
– Никак нет.
– Вот и хорошо. – Подполковник помолчал. – Коллеги что-нибудь узнали о Чуваеве?
Учитывая, что последним местом жительства убитого значился Санкт-Петербург, москвичи направили запрос Гордееву, который вчера вечером сбросил информацию Феликсу.
– Родился в Таджикской ССР, отец был преподавателем в университете, мать – врач. Во время погромов в тысяча девятьсот девяностом семья бежала в Омск, а ещё через несколько лет эмигрировали в Германию, поскольку мать Чуваева – этническая немка. Но все они сделали себе двойное гражданство. Затем Чуваев объявился в Санкт-Петербурге, купил квартиру, довольно долго жил в городе, а потом снова стал мотаться и жить на две страны.
– То есть почти такой же закрытый, как Абедалониум, – отметил Шиповник.
– Совершенно верно, – поддержал начальника Феликс. – И у нас нет никакой информации о том, что в прошлом Чуваева была художественная школа.
– Это ни о чём не говорит.
– Согласен,
– Вот видишь!
– Но лучше бы они нашли диплом выпускника художественной школы. Или Академии художеств.
– Педант.
– Раньше вы называли меня перфекционистом.
– Время идёт, всё меняется. Что с альбомом?
– На экспертизе. И я жду, сообщат ли немцы о возможном художественном прошлом Чуваева.
– А до тех пор ты не называешь его Абедалониумом, – усмехнулся Шиповник.
– Не могу.
– Представляю, как на тебя питерские злятся.
– Немного есть, – не стал скрывать Феликс.
– Как они тебе?
– Никита хорошо отрабатывает, грамотно. Считает, что Орлик не одиночка, а действовала – или действует – группа педофилов, и хочет их взять.
– А ты чем занимаешься?
– Думаю.
– И тем ещё больше раздражаешь руководство?
– Побойтесь бога, Егор Петрович, я с ними только познакомился.
– После первого знакомства ты особенно сильно раздражаешь. Потом наступает привыкание.
– Вам ли не знать…
– Что ты сказал?
– Никита передаёт большой привет.
– И ему передавай. – Фразы Шиповника стали рублеными, чувствовалось, что мысленно он уже вернулся к текущим делам. – У тебя сейчас какие планы?
– Иду на выставку, – ответил Вербин, который как раз притормозил у освобождающегося парковочного места.
– Ах, да, ты же в культурной столице.
– Так точно.
– Смотри не стань искусствоведом.
– Пока не звали, но если вы дадите разрешение…
– Всё, – отрезал Шиповник. – До завтра. – И положил трубку.
И даже не пошутил о том, через какое столпотворение предстоит пройти Вербину. Хотя наверняка догадывался, что сейчас творилось у «Манежа» – об этом не забывали упоминать в репортажах. Скандал, пресс-конференция и, разумеется, ужасная находка в Куммолово подняли интерес к персональной выставке Абедалониума на невероятную высоту. Посетители шли нескончаемым потоком, но первым у «Манежа» их встречал пикет активистов, требующих прекратить демонстрацию «Демона скучающего». Пикет небольшой, но громкий – активисты получили разрешение использовать усилитель и без отдыха призывали петербуржцев отказаться от посещения выставки, стоя под очень большим плакатом с перечёркнутым красными линиями изображением картины.
Но то – активисты.
Людей же было так много, что полиции пришлось огородить часть Исаакиевской площади и запускать любителей искусства в «Манеж» группами, и чтобы попасть внутрь, требовалось отстоять не менее двух часов. Однако Никита дал Вербину номер «волшебного» телефона, позвонив по которому и представившись, Феликс прошёл на выставку через служебный вход. Узнал, что «заместитель директора освободится через четверть часа», поблагодарил за предложенный кофе и попросил показать «Мальчика нет».