Демон в полдень
Шрифт:
— Пакет нужен? — прозвучал вопрос, вырвавший меня из размышлений.
Я вздрогнула и уставилась на симпатичную девушку-кассира, та в свою очередь выжидающе глазела на меня.
— Нет, не надо, — встрял Сашка с укоризной покачав головой и протянул девушке свою пару купюр. — Хоть иногда обращай внимание на окружающую действительность, — набросился друг на меня, едва мы вышли из магазина.
— Не надоедай, — устало отмахнулась я и принялась откупоривать бутылку виски.
— Раньше ты не была такой невнимательной, — с легкой долей презрения, продолжил шипеть Сашка. — Теряешь навыки.
— Даже не надейся, — улыбнулась я и сделала глоток. — Все мои навыки при мне.
Сашка вздернул бровь.
— Уверена?
— Уверена, — скривилась я, делая еще один, обжигающий гортань глоток.
Он молча развернулся и направился к машине.
—
— Край вселенной меня вполне устраивает, — громко заявила я и рассмеялась. Алкоголь уже ударил по моим и так слабеньким мозгам. Мне вообще-то много и не надо, чтобы "поплыть". Я уже чувствовала, как что-то горячее растекается по венам, разгоняя кровь. — Зато на этом самом краю я, наконец, могу побыть в одиночестве! Ну, или почти…в одиночестве, — скривилась я в удаляющуюся спину своего спутника.
— Одиночество тебя убьет, — напомнил Сашка, садясь в машину и ожидая, пока я сделаю тоже самое. — Ты ненавидишь людей, но не сможешь обойтись без них и пары суток.
— Знаю, — с досадой простонала я, вновь прикладываясь к бутылке. — Но ты не представляешь, какой это кайф — не слышать, не чувствовать никого из живых существ. Остаться одной в полной тишине. Если бы я могла превратиться в рыбу, я бы уплыла на самое дно океана и больше никогда не вернулась на сушу. Я восхищаюсь всем, что имеет отношение к большой воде. Спокойствие, тишина, чистота и бесконечность — вот, что такое океан. И он так прекрасен, что это вызывает у меня боль. Боль от осознания того, что я никогда не смогу стать частью этого.
— Я понял, — демонстративно закатил глаза мой друг, — ты хочешь стать русалкой и метать икру до скончания дней своих.
— Дурак, — по-детски отреагировала я. — Ты не понимаешь.
— Конечно, не понимаю, куда уж мне.
Я раскинула руки, задрала голову и закричала в вечереющее небо, кружась на месте словно обезумевшая снежинка:
— Я хочу в океан! — вопила я, обращаясь к немногочисленным уже зажегшимся звездам. — Интересно, — я прекратила орать и вновь обратила свое внимание на Саньку, который сидел таким лицом, словно съел килограмм лимонов, — если Бог существует, он меня сейчас слышит?
— Думаю, для таких умалишенных, как ты, у Бога выделена отдельная частота, — судя по всему, Сашке надоело ждать, пока я самостоятельно усядусь в машину. Он выбрался с водительского сидения, обошел джип и не особо церемонясь скрутил меня и затолкал в салон. Пристегнув ремнем безопасности, он уже собрался захлопнуть дверцу, как я вцепилась в ворот его тонкого дизайнерского свитера.
— Ты веришь в Бога? — спросила я и заглянула в его глаза цвета осеннего неба перед дождем.
— Нет, — вздохнул он. — Не верю.
— Почему? — требовательно спросила я, еще крепче цепляясь в его одежду.
— А ты думаешь, что где-то там, — он указал пальцем вверх, — на пушистой тучке сидит некий благообразный старичок, наблюдает и руководит жизнями семи миллиардов людей на планете?
— Семь миллиардов четыреста сорок четыре миллиона, — поправила я, не скрывая самодовольства, — по последним данным.
— Тем более, — Сашка, наконец, смог вырвать свой свитер из моих цепких пальцев и захлопнуть дверь. Я обиженно насупилась.
Заняв место водителя, он завел мотор и с укором уставился на меня.
— Что?
— Ремень пристегни, — приказал он тоном, не терпящим возражений.
Я только беспечно отмахнулась.
— Даже если мы попадем в аварию, полет через лобовое стекло меня не убьет.
— Но выведет из строя на несколько дней, — нахмурился Сашка, — а я не для того тащился за тобой в задницу мира, чтобы потом лечить.
— Да, да, да, — деланно засмеялась я, — тебе нужно, что бы лошадка была в строю. Не переживай, на мне как на собаке.
— Вернее, как на суккубе, — тихо произнес Саша, отворачиваясь.
Я вздрогнула от его неожиданного заявления и даже как-то слегка отрезвела.
Никогда. Ни единого раза за долгие годы общения он не произносил этого слова. Мы никогда не обсуждали эту тему, словно заключили негласное тайное соглашение. Все, что касалось моих необычных способностей не называлось и не обсуждалось вслух. Он знал. Один их тех, немногих, кто действительно знал всю неприглядную правду. И это знание словно всегда нависало над нами, незримо присутствуя, действуя на нервы, но оставаясь в стороне. И вот сейчас он это сказал.
Глава 7
Как мы добрались до аэропорта и загрузились в самолет я помню плохо. Как в принципе и сам полет до восточной столицы. Память зафиксировала происходившее лишь кратковременными вспышками прозрения. Кажется, в дороге я хихикала, громко рассказывала пошлые анекдоты и наслаждалась видом хмурого Сашкиного лица, которое периодически двоилось. Оба Сашки синхронно закатывали голубые до невозможности глаза, в которые я пристально всматривалась и что-то спрашивала. Немного протрезвев я так и не смогла вспомнить, что именно пыталась выпытать у друга. А Сашка отказался рассказывать, окатив меня таким взглядом, что мгновенно захотелось отправиться в ближайший лесок и найти себе какое-нибудь уютное дупло. Главное — повыше и поменьше, чтобы не нашли и палками не выковыряли.
В целом, состояние по прилету было так себе. Очень так себе. Сознание плавало в тумане, в висках стучали мелкие молоточки, к горлу настойчиво подкатывала тошнота. Хотелось пить и спать, а вернее, организм настойчиво намекал на сон вечный. Но в принципе, был готов сторговаться и на двадцатичасовой. Да кто ж даст!
Едва самолет сел, мои самостоятельные действия закончились, а тело начало передвигаться в пространстве посредством волочения. То есть, меня самым бессовестным образом протащили весь путь от посадочного места в самолете до посадочного места в машине. По дороге я успела повстречаться со стеклянными раздвижными дверями, установленными на выходе из здания аэропорта, благополучно впечатавшись в них лбом и породив звонкое «бэнц!». После столкновения Сашка схватил меня за шиворот как непоседливого котенка, порадовавшись в слух, что у меня не будет сотрясения мозга, так как трястись в моей черепушке особо нечему, а сама черепушка очень крепкая, что было не раз доказано. В этом я была с ним солидарна, по той причине, что регулярно билась головой обо все, что попадалось мне на пути, снося препятствия без особого ущерба для себя. Вот и в этот раз на стекле образовалась трещина, а у меня лишь легкие звездочки перед глазами засверкали. Но друг как-то уж очень подозрительно радовался факту наличия у меня крепкой головы, а потому, пока меня не особо бережно заталкивали на заднее сидение ожидавшей нас на стоянке машине такси, я решила обидеться. А потому всю дорогу молчала. Зато Сашке захотелось поговорить. Под едва сдерживаемые исключительно из чувства природной вежливости смешки таксиста, друг поведал мне, что вела я себя совершенно отвратительно. За два с половиной часа полета успела довести до коллективной истерики двух стюардесс, одну почтенную даму, краснолицего толстяка и пятилетнего ребенка, которым не повезло занимать соседние с нами места. При чем ребенок разорался так, что мать безуспешно пыталась успокоить его на протяжении пятнадцати минут, а по итогу лишь цветом лица слилась со своим активно потеющим толстым соседом. Вдвоем они начали напоминать два сердитых помидора на грядке, что рассмешило меня еще больше, чем бьющаяся головой о спинку моего сидения чересчур нервная девчонка-подросток. Её разукрашенная мордашка напоминала плохую маскарадную маску, о чем я ей громко и сообщила, посоветовав не замазывать прыщи, а лечить. Всё вместе, по словам Саньки, начало напоминать балаган, который разрастался и становился все громче, вызывая у окружающих зубную боль, мигрень и понос одновременно. Стюардессы попытались вмешаться, но тут я решила провести ликбез, начав просвещать пассажиров салона на тему авиакатастроф. Размахивая руками и периодически икая, я стала объяснять причины крушений самолетов, приводить статистические данные и указывать на процентное соотношение метеоусловий, человеческого фактора, технических неисправностей и допущенных пилотами ошибок в управлении. А напоследок упомянула страшное слово «теракт». Лекция пришлась, что называется, «кстати». Народ, слегка взвинченный происходившими до этого событиями, полученной информацией впечатлился и стал засыпать несчастных бортпроводниц вопросами начиная от «а дверь точно не откроется?» до «почему не предусмотрены парашюты?». По словам Сашки, в этот момент он услышал отчетливый скрежет зубами, но девушки были профессионалами и продолжали улыбаться, не смотря на бросаемые в мою сторону взгляды, которые, если бы могли убивать, не оставили от меня даже кучки дымящегося пепла.