Демон в полдень
Шрифт:
На самом деле, я не смогла ничего рассказать не только потому, что понятия не имела кем являюсь, но и по той простой причине что…их язык был для меня набором непонятных звуков. Я не понимала этих людей, не понимала происходящего вокруг. В тот период я не способна была даже самостоятельно сходить в туалет. Простые бытовые предметы вызывали неудержимую панику. Я была полностью дезориентирована, сбита с толку и испугана до дрожи в коленях. Меня постоянно куда-то водили, заставляли выполнять странные манипуляции, пытались осматривать. Вот, кстати, на последнее я отреагировала крайне агрессивно, что закончилось плачевно — для врача, который попробовал залезть под мою одежду, и для меня, которую с тех пор стали
Что такое странное мне вводили под кожу длинным тонкой палочкой, вызывающей боль при соприкосновении с кожей, я узнала после. А тогда я просто постоянно была в состоянии, похожим на нечто среднее между полудремой и полуобмороком. В конце концов, люди в белых халатах признали меня не опасной, дали заключение, что мой возраст примерно десять лет, а здоровье такое, что можно только позавидовать. Внесли в медицинскую карту заключение: «склона к немотивированному деструктивному поведению» и отправили в детский дом.
Надо сказать, что данную мне характеристику я оправдала в первый же день и едва ли не в первую минуту, когда меня привели в комнату, где я должна была жить совместно с еще тремя девицами.
Все трое находились в спальне, когда я вошла в сопровождении высокой сухопарой женщины со строгим лицом и холодно-льдистыми голубыми глазами, требовательно смотрящими из-за узких очков. Я не знала, кто она такая. Но именно ей меня передали буквально с рук на руки, и к ней все обращались как к главной. Из чего я сделала вывод, что именно она заведует всем в этом месте.
Что это было за место, я тогда еще не понимала. Но с первой минуты мне там не понравилось. Общая обстановка была серой и гнетущей. В помещениях было мало света, люди вокруг смотрели враждебно и с каким-то недобрым интересом, а в коридорах, по которым меня долго куда-то вели, витал неприятный запах. Уже позже, вспоминая о том периоде своей жизни, я поняла, что пахло там скисшим супом и лекарствами. Прошло уже тринадцать лет, а я по-прежнему ненавижу посещать медицинские заведения. И ненавижу супы.
В комнате, куда меня привели, тоже присутствовал этот тошнотворный запах. Но доминировал все же другой аромат — аромат ненависти. Я не смогла бы его описать, но одно я знала совершенно точно — меня возненавидели с первого взгляда. За что — загадка, на которую я так и не смогла найти ответ. Может быть, им не нравились рыжие?
Но едва дверь за высокой женщиной закрылась, как меня тут же обступили со всех сторон. Девочки начали что-то говорить, громко и агрессивно. Я не реагировала, так как не понимала смысла сказанного. Единственное, что я попыталась сделать — выйти из круга. Но мне не дали. Грубо оттолкнули назад. А потом толкнули еще раз, и еще раз, а потом уже без остановки. Сначала не сильно, но с каждым толчком они прилагали все больше усилий, которые отпечатывались на мне болью и синяками. И чем больше я сопротивлялась, тем сильнее меня толкали. В какой-то момент я попыталась закричать. Одна из девчонок тут же грубо схватила меня за лицо, закрывая потной, явно давно не мытой ладонью рот. Другая скользнула мне за спину и вывернула руки так, что я не могла пошевелиться без жуткой боли в плечах и локтях. А третья стала передо мной, что-то произнесла с презрительной насмешливой улыбкой и, замахнувшись, ударила меня в живот.
Я помню, как у меня потемнело в глазах. Как боль разлилась по внутренностям, а весь воздух куда-то исчез. И как каждая попытка вздохнуть сопровождалась яростным жжением в груди. Кричать я уже больше не пыталась, как не пыталась и сопротивляться.
Моё сознание как будто отступило. Нет, я не упала в обморок. Меня охватило какое-то бесконечное спокойствие, звуки стали приглушенными, словно шли откуда-то издалека, а зрение стало туннельным.
В те годы я бы не смогла даже повторить словосочетание
И едва я успела осознать своеобразность своего мироощущения, как сознание вдруг отделилось от тела и все последующие события я наблюдала уже со стороны.
Я видела себя, безвольно повисшую на руках стоящей сзади рослой некрасивой девицы с грубыми, словно вытесанными из камня чертами лица. Будь она мужчиной, такое лицо назвали бы мужественным, но для девушки это была катастрофа.
Я видела свое лицо, которое потеряло все эмоции и превратилось в маску, и свои глаза, бессмысленные и остановившиеся на лице избравшей меня в качестве боксерской груши барышни. А потом начался ад…
Когда дверь распахнулась и вбежала толпа взрослых людей, я сидела на полу и стонала от головной боли, обрушившейся на мой мозг. Виски ломило так, словно в них тарабанили два обезумивших дятла. В затылок никто не долбил, туда просто как будто воткнули топор. Из-за этого я не сразу заметила, что обстановка вокруг поменялась. А посмотреть там было на что. Как потом мне рассказали, я сидела в окружении трех сильно обгоревших человеческих тел. Постельное белье на кроватях, личные вещи, обои, шторка на окне — все выгорело до состояния пепла. Само окно зияло почерневшими осколками, так как стекло вылетело. Из-за случившегося в комнате пожара.
Те люди, что ввалились в комнату первыми меня не тронули. Очевидно, побоялись. Но я кожей ощущала их, перешептывающихся и не решающихся подойти. Вскоре прибежал мужчина в белом халате. Он растолкал собравшуюся у дверного проема толпу и медленно направился ко мне. Стараясь не делать лишних движений, он подходил мягко, едва ли не на цыпочках и при этом что-то тихо приговаривая, словно пытаясь успокоить обезумевшего зверя.
Но я его не понимала. Я много, чего не понимала в тот момент. Обескураженная, больная и растерянная. Мой мозг никак не мог осознать, почему я нахожусь в этой странной комнате, где все покрыто гарью, среди людей, которые смотрят на меня с ужасом и отвращением одновременно. И почему этот человек в странных белых одеждах что-то говорит мне, но отчаянно старается не смотреть в глаза и движется крадучись?
Не ожидая подвоха, я позволила ему подойти к себе. И это было ошибкой. Надо было выпрыгнуть через разбитое окно и бежать до тех пор, пока это странное место не скрылось бы за горизонтом. Но я этого не сделала. А мужчина, воспользовавшись моим замешательством резко и быстро воткнул мне иглу в руку. Я успела лишь громко вскрикнуть, как тело внезапно отяжелело и расслабилось, а веки, помимо воли, опустились и не захотели больше подниматься.
Когда я открыла глаза в следующий раз, то оказалась лежащей в темной и такой маленькой комнате, что расстояние от одной серой бетонной стены до другой такой же едва ли составляло больше двух метров. Такими же пугающими своей серой безысходностью были потолок и пол. Выход из этого помещения был один — через железную, местами проржавевшую дверь. С её внутренней стороны не было ни ручки, ни замочной скважины. Напротив двери, высоко под потолком, находилось небольшое окошко, закрытое решеткой. Это окно было единственным источником освещения — сквозь него в комнатушку проникал желтый свет луны. И все, что можно было рассмотреть сквозь это окно — кусочек черного неба да верхушки деревьев. В ту ночь луна светила особенно ярко, а ветер колыхал ветки, которые скреблись в стекло. Страшно. А помощи просить было не у кого. Ни тогда, ни потом. И испытанный в тот момент страх…он остался со мной навсегда.